Приключения Михея Кларка

– Я немедленно отправился в их главную мечеть, бывший храм Премудрости Господней, и стал ждать. Когда мечеть отперли и муэдзин стал созывать правоверных, я вошёл в мечеть первый и вышел последний. Так я поступал ежедневно. При этом, если я видел, что турки стукаются лбом о пол один раз, я стукал лбом дважды. В то время как прочие делали поясные поклоны, я простирался на полу. Благодаря такому моему поведению слухи об обращённом в истинную веру гяуре разнеслись по всему городу, и я получил репутацию святого. Мне даже дали отдельную хижину, где бы я мог предаваться благочестивым упражнениям. Дела у меня пошли отлично, стали появляться деньжонки, и я одно время подумывал о том, чтобы навсегда остаться в Стамбуле и, объявив себя пророком, написать дополнительную главу к Корану. Но тут произошла глупая история, и турки заподозрили, что я шарлатан. Чепуха вышла: один благочестивый турок пришёл ко мне за наставлением и застал у меня девчонку. Ну и пошла писать губерния! Сплетни пошли по всему Стамбулу. Я подумал-подумал да и удрал на левантинском судне, а Коран так и остался недоконченным. Пожалуй, это вышло к лучшему. Глупо было навсегда отказаться от христианских женщин и ветчины, и из-за чего отказываться-то?! У этих ихних гурий всегда воняет изо рта чесноком, а баранина, которую турки имеют обыкновение жрать, отвратительна.

Беседуя таким образом, мы миновали Фэрхам и Ботлей и выехали на Бишопстокскую дорогу. Известковая почва, по которой нам приходилось доселе ехать, сменилась песками. Лошади ступали мягко, и стук копыт не мешал разговору. Впрочем, говорил всегда один Саксон, а я только слушал его. Я думал о недавно покинутом родном доме и о том, что нас ждёт впереди, и весёлая болтовня мне казалась тяжёлой и неуместной.

По небу ходили облака, но месяц по временам выглядывал из-за туч и освещал вившуюся перед нами бесконечную дорогу. По обеим сторонам дороги попадались там и сям домики с садами, подходившими к самой дороге. В воздухе пахло спелой клубникой.

– Приходилось ли вам убивать в запальчивости человека? – спросил меня Саксон.

– Никогда.

– Эге! Ну, когда вы услышите звяканье скрещивающихся стальных клинков и взглянете врагу прямо в лицо, то сразу же позабудете все нравственные правила, наставления и прочую чепуху, которой вас обучил отец и другие. Искусство фехтования тоже на войне неприложимо.

– Но я не изучал фехтовального искусства, – ответил я, – отец показал мне лишь, как надо наносить прямой, честный удар; этот меч разрубает квадратный дюйм железной полосы.

– Для меча Скандерберга нужна и рука Скандерберга, – заметил Саксон, – я осматривал этот меч – великолепный клинок. Такие мечи некогда имели все правоверные пуритане, и ими-то и заставляли своих противников заучивать священные тексты и петь благочестивые псалмы.

Это было время, когда считалось нужным

Больше грешников лупить,
Чтобы рай на свете водворить.

Итак, вы фехтовальному искусству не обучались?

– Нет, не обучался.

– И не беда. Для старого и опытного воина вроде меня знание этого искусства составляет все, но для нового Геркулеса вашего типа главное заключается в силе и энергии. Я часто замечал, что люди, навострившиеся попадать в набитого соломой попугая и рубить голову деревянному турку, оказываются никуда негодными на войне. Да это и понятно.

Вооружите-ка попугая самострелом или дайте турку не деревянному, а живому в руки ятаган, – и тогда эти учёные стрелки и драгуны сейчас же почувствуют себя неспокойными. Я убеждён, мистер Кларк, что мы будем с вами добрыми товарищами. Позвольте, как это говорится у старика Бутлера? Да:

Друзьями были баронет
И сквайр, и зла меж ними нет.

Знаете, живя в вашем доме, я не смел цитировать «Гудибраса» из боязни рассердить вашего отца. Бедовый он старичок!

– Послушайте, – сказал я сурово, – если вы хотите, чтобы мы на самом деле были добрыми товарищами, отзывайтесь об отце с большей почтительностью и без этой противной фамильярности. Отец едва ли стал бы вас держать у себя в доме, если бы знал историю вашего перехода в мусульманство.

– Верно! Верно! – подтвердил искатель приключений, посмеиваясь. – Между мечетью и пуританской молельней большое расстояние. Но, пожалуйста, не горячитесь, мой друг. У вас нет сдержанности в характере. Я уверен, что с годами ваш характер сделается более ровным. Как же, помилуйте? Едва познакомившись со мною и не успев поговорить и пяти минут, вы уже собирались мне проломить голову. А после этого вы все время гонялись за мной, как злая собака, и кусали меня каждый раз, когда вам казалось, будто я уклоняюсь от истинного пути. Я должен вам напомнить, что вы теперь вступаете в военную среду, в среду людей, которые дерутся на дуэлях из-за всякого пустяка. Вы скажете одно неосторожное слово, а вам всадят рапиру в живот.

– Прошу и вас помнить о том же самом, – ответил я запальчиво. – Характер у меня мирный, но я не выношу двусмысленных слов и угроз.