— Только не говорите мне, что вас задели ее слова. Семь заставила вас усомниться в самом себе, но почему? Вы ведь и раньше понимали, что другой. Что же изменилось?
Мистер Вулпис задумался:
— Пока я был в отключке, я видел воспоминания. И я понял, что не знаю, кем был до того, как меня нашёл мистер Вулпис…
— Простите, но… разве вы не Фог Вулпис?
Лис осознал, что ляпнул лишнего, но идти на попятную было уже поздно. Глаза Жанны полыхали любопытством — очевидно, что она не отстанет, пока не вырвет у него правду с корнем. Весьма смело для той, чья личность соткана из сплошных тайн.
Мистер Вулпис издал нечто среднее между смехом и кашлем:
— Ну вот, проговорился, — признался он. — Я Фог, но не мистер Вулпис. Это имя моего учителя. Несколько лет тому назад назад он откопал меня во льду и вернул к жизни, если можно так сказать. Когда я проснулся, я не помнил ничего из того, кем был. Возможно, моя память повредилась. А может… может мистер Вулпис нарочито её стёр, чтобы воспитать из меня того, кого он хотел видеть… — Лис вздохнул. — В любом случае, это вполне подтверждает теорию Семь о том, что я — просто система механизмов. Сейчас я Фог Вулпис, лис, который старается жить по совести. Но тогда, столетиями назад, я мог иметь диаметрально противоположные взгляды на мир.
— Нет, — перебила его Жанна.
— Нет?..
— Нет. Пусть вы и многое забыли, вы — это вы, и вы будете собой, даже если вам раз за разом продолжат стирать память. Поэтому сейчас же выкиньте из головы этот бред и сосредоточьтесь на спасении Зузу!
Ганц встал ни свет ни заря и первым же делом отправился готовить завтрак. Он растопил печь остатками дров, налил в чайник воды и, как только та закипела, всыпал в кипяток пару горсточек сушёных трав и орехового порошка для сладости.
Семь не пускала Ганца в лабораторию, потому что считала его неуклюжим и глупым. В слух она этого никогда не говорила, но олень и так всё знал и относился к её мнению с пониманием.
Ганц умел и любил готовить, хотя его блюда — максимально незатейливые — состояли из двух или трёх простых этапов и не требовали каких-то особых кулинарных навыков. Чаще всего на его столе можно было увидеть суп со всевозможными добавками. Он просто закидывал в воду всё, что имелось в кладовой, и варил, варил, варил… пока овощи не разваривались и суп не принимал пюреобразную консистенцию. Тем не менее, еда его была вполне пригодна для потребления, и не избалованной жизнью Семь, не к чему было придраться.
Ганц также не мог похвастаться физической силой, но с элементарными бытовыми делами справлялся на ура. Они с Семь вместе строили дом на дереве, она руководила, он — исполнял. И в этих ролях оба прекрасно преуспели.
Ганц водрузил стаканы на поднос, прикрывая рукавом чай, чтобы сберечь тепло, и, с трудом балансируя на покатой лестнице, ворвался в спальную комнату.
Жанна ещё спала, а мистер Вулпис, так и засевший у окна в имитации сна, поднял веки в совсем не утренней бодрости:
— Ганц? Как вы рано. Что-то случилось?
— Я принёс вам чай, но, наверное, мне стоило зайти попозже.
Жанна, по привычке свернувшаяся клубком на одеяле, слегка качнула ухом и тоже открыла глаза:
— Ничего, Ганц, я уже проснулась, — сказала она, подавляя зевок. — Семь ещё спит?
С манерами опытного слуги Ганц передал кошке чашку с блюдцем:
— Она ночевала в лаборатории. Когда у неё плохое настроение, она может исчезать там днями и ночами.
— Спасибо, Ганц.
Ганц замер с подносом навесу. Он разлил чай по двум чашкам, снова запамятовав, что Фог Вулпис — мек.
Лис и кошка поняли причину его смятения. Обаятельно улыбнувшись, Жанна воскликнула:
— Как мило, Ганц! Ты налил мне две чашки. Мне как раз очень хотелось пить!
Но Ганц был честен и с самим собой, и с другими. Он поставил поднос на пол и сел перед ним, скрестив ноги и смяв виски копытом и протезированной клешней.
— Простите. Я забыл, что господин лис ненастоящий.
— Не говорите так, ему же обидно!
— Но почему, мисс Хикс? Я не понимаю. Я — олень, но я не обижаюсь, когда меня называют оленем. Почему же мек обижается, когда его называют меком? Когда я смотрю на господина Вулписа, я не знаю, что думать и у меня начинает болеть голова. Мне приходится держать в мыслях сразу двоих Фогов Вулписов — механического и настоящего. И это так сложно!
Жанна ласково погладила Ганца по спине, чтобы успокоить, и отхлебнула чай:
— М-м, вкуснятина, Ганц! Не хуже, чем в «Чайном дворике».
— «Чайном дворике»? — Ганца заинтересовало словосочетание.
— Да! Это такое замечательное заведение, где подают еду и чай. Мистер Вулпис был его управляющим.
Ганц перебросил взгляд на лиса, поправляющего манжеты перед зеркалом, и через всю его натуру сквознуло уважение.
— Ганц, — обратился к оленю мистер Вулпис. — А где моё пальто? И моя трость?
— Не знаю. Но я спрошу у Семь, когда она проснётся. Она должна знать.
— А что насчёт моего летательного аппарата? Он цел?
— Семь сказала, э-м, что «эта рухлядь не представляет никакой инженерной ценности». Вроде так.