Приключения мышонка Десперо

— Я никогда, никогда отсюда не уйду, — восторженно бормотал он. — Никогда. Я не вернусь в подземелье. Ну что мне там делать? Я никогда не стану больше мучить заключённых. Я хочу жить здесь. Только здесь.

Крыс закружился в счастливом танце и так, шажок за шажком, двигался из комнаты в комнату, из галереи в галерею, пока не очутился у дверей большого банкетного зала. Заглянув внутрь, он увидел там короля Филиппа, королеву Розмари, принцессу Горошинку, двадцать придворных, жонглёра, четырёх менестрелей и всю королевскую рать. Вот это был пир, читатель, вот это было зрелище — особенно для глаз Роскуро. Ведь он никогда прежде не видел счастливых людей. В подземелье все как на подбор были несчастны. Ни тюремщик Грегори, ни узники, заточённые в доверенную ему темницу, никогда не смеялись, не улыбались и не чокались с соседями по столу. Никогда прежде не слышал Роскуро этого хрустального звона.

Он стоял точно зачарованный. Всё сверкало. Всё. Золотые ложки на столе. Бубенчики на колпаке жонглёра. Струны на гитарах менестрелей. Короны на головах короля и королевы.

А маленькая принцесса! Какая же хорошенькая! Сама — точно лучик света. На платье — слепящие блёстки, аж глазам больно. А когда принцесса смеялась — а смеялась она почти не переставая, — всё вокруг светилось ещё ярче, каким-то особым светом.

— Господи! — выдохнул Роскуро. — Так не бывает! Это чудо какое-то! Надо обязательно сказать Боттичелли, что он не прав. Смысл не в страдании. Смысл — это свет.

И тут Роскуро не вытерпел. Задрал хвост повыше, и — в такт мелодии, которую играли на своих гитарах менестрели, — бодрым шагом вошёл в зал.

Читатель, этот крысёнок пригласил себя на банкет.

Глава двадцатая Вид с люстры

В банкетном зале висела огромная, потрясающей красоты люстра. В её хрустальных подвесках отражался любой свет — и праздничное сияние стоявших меж тарелок свечей, и счастливое сияние глаз самой принцессы. Подвески колыхались над столом в такт музыке менестрелей, посверкивая и маня Роскуро. Ну конечно же! Люстра — это лучшее место во всём зале! Оттуда ему будет видно всё это великолепие!

В зале стоял такой шум и гам — тут смеялись, там пели и жонглировали, — что никто не заметил, как Роскуро проворно вскарабкался по ножке стола, а со столешницы — раз! — и перемахнул на нижний рожок люстры, благо он был совсем низко.

Держась одной лапой, он раскачивался туда-сюда, восхищаясь открывшимся ему удивительным зрелищем. Его окутывали ароматы вкуснейшей пищи, обволакивали сладостные звуки музыки и повсюду был свет, свет, свет… Потрясающе! Невероятно! Роскуро покачал головой и улыбнулся. Улыбнулся своему счастью.

Увы… Крыса — не такое уж маленькое существо, а люстра — весьма видное место. Короче, несмотря на шум и гам, долго провисеть на люстре незамеченным Роскуро не удалось.

Как ты думаешь, читатель, кто заметил его первым?

Ты прав.

Его заметила востроглазая принцесса Горошинка.

— Крыса! — закричала она. — На люстре крыса!

Как вы уже поняли, в зале было очень шумно. Менестрели рвали струны и глотки во всю мочь. Народ за столом беспрерывно хохотал. Бубенцы на колпаке жонглёра громко звенели.

И никто Горошинку не услышал. Никто, кроме самого Роскуро.

Крыса.

До сих пор он просто не понимал, насколько отвратительно звучит это слово.

Крыса.

Посреди великолепия банкетного зала слово крыса звучало особенно мерзко.

Крыса.

Это же клеймо! Оскорбительное клеймо! Слово, напрочь лишённое света! Услышав это слово из уст принцессы, Роскуро вдруг понял, что ему не нравится быть крысой. Он не хочет быть крысой! Истина открылась ему с такой силой и так внезапно, что Роскуро не смог больше цепляться за люстру.

Он полетел вниз.

И знаешь, куда он упал, читатель?

Он угодил в тарелку с супом, стоявшую перед королевой.

Глава двадцать первая Последние слова королевы

Королева обожала суп. Больше супа она любила только принцессу Горошинку и короля Филиппа. И поскольку королева так любила суп, в замке его подавали не только на обед и на ужин, но и во время банкетов.

И какие душистые, какие вкусные там готовили супы! Толстуха Повариха так любила королеву, так восхищалась её отменным вкусом, что превратила бульоны из обычной еды в настоящие произведения искусства.

В тот самый день, готовя суп для того самого банкета, Повариха превзошла самоё себя. Получился не суп, а шедевр на курином бульоне, приправленный чесноком и листьями кресс-салата. Вынырнув со дна вместительной суповой тарелки королевы, Роскуро не мог отказать себе в удовольствии — он сделал несколько жадных глотков.

— Вкуснотища! — сказал он, позабыв, что ещё мгновение назад решил, что ему не стоит жить на свете. — Объедение!

— Вот видите! — Горошинка вскочила и показала на Роскуро пальцем. — Крыса! Я же говорила, что там крыса! Сначала она висела на люстре, а теперь упала маме в суп!

Музыканты перестали играть. Жонглёр перестал жонглировать. Придворные перестали есть.

Королева смотрела на Роскуро.

Роскуро смотрел на королеву.