— Не ори! — сурово оборвал его Аква, которому действовали на нервы эти дикие вопли. — Ставлю на Зику.
— И я! — выпалил Эмиль.
— Эх ты, предатель несчастный! — сверкнул глазами Румик. — Ведь Карлик твой капитан!
— Только на лодке, — возразил Эмиль.
— Нет, всюду! — энергично замахал руками Румик. — Ты же член его команды и должен защищать ее честь и даже, если нужно, умереть за нее!
— Да ну тебя! — заворчал Аква: опять этот Румик начитался всякой чепухи и задирает нос. — Если хочешь знать, обычно умирают не за капитана, а за само дело!
— Скажешь тоже! — фыркнул Румик.
В эту минуту трамвай остановился, и ребятам пришлось прекратить спор. Они доехали до остановки, откуда до лодочной станции оставалось шагов пятьсот, не больше. Это была привычная дорога. У всех были проездные билеты, все ездили трамваем в школу, но им всегда доставляла удовольствие езда по этой прямой и самой длинной дистанции. Здесь прицепной вагон мчался с бешеной скоростью, словно пускался в пляс. Эмиль даже частенько представлял себе такую картину: вот водитель развивает бешеную скорость, их вагон взлетает вверх, как воздушный змей, когда с ним быстро бежишь по улице… и отрывается от земли. Но водитель почему-то еще ни разу не прибавлял скорость; может быть, ему просто не хотелось летать…
Так или иначе, но ребята оставили Карлика и Зику далеко позади и теперь, оглянувшись, различали лишь две черные точки, две маленькие мушки. Зато вблизи они увидели Ирку Страку, или, как его называли короче, Стракоша[1]
.Он приближался широченными шагами, покачиваясь на своих журавлиных ногах, и, конечно, как всегда, с беретом на самой макушке. Берет сидел на Ирке как приклеенный и был настолько мал, что Иркина голова казалась яйцом с черной верхушкой. Что и говорить, зрелище довольно смешное.
Тем не менее Ирка Стракош выступал с достоинством, и, когда Румик закричал ему навстречу: «А я уже придумал название для лодки!» — он только высокомерно махнул рукой:
— У меня тоже есть — «Пузырь»! — Стракош остановился, явно наслаждаясь растерянным видом ребят.
Никогда нельзя было точно сказать, шутит ли Ирка или говорит всерьез… Они подозрительно покосились на него. Нет, ни одна черточка не дрогнула на его лице. В этом-то и заключалась его сила: никто никогда не догадывался, что скрывается в голове у Ирки, а если и догадывался, то слишком поздно.
Так и теперь.
— Ну, что вы на меня уставились? — проговорил Ирка с оскорбленным видом. — Пузыри, по существу, тоже из воды. Они плавают по реке, булькают на воде. Почему бы лодке не называться пузырем?
— Чепуха! — возмутился Румик. — Вот у меня название почище твоего…
Но в этот миг рот у Стракоша растянулся в улыбку, уголки губ взлетели вверх, и Стракош весь затрясся от смеха…
И Румик понял, что опять он попался на удочку, что Ирка снова выставил его на потеху. Румик побагровел как рак, кулаки у него невольно сжались, и кто знает, что случилось бы дальше, если бы в этот момент не подбежали отставшие ребята.
Впереди мчался, опустив голову, Зикмунд, мрачный и насупленный. За ним почти затылок в затылок бежал Карлик, выставив подбородок, словно наконечник копья. Сейчас он весь сжался, стараясь догнать, перегнать, выиграть, победить!
— Ура! — Тяжело переводя дух, Зика остановился и яростно затопал ногами, словно стараясь дать выход набранной скорости.
— Ура победителю! — хлопнул его по плечу Аква.
— Как это так?! — вскинулся Карлик. Он тоже остановился, и его быстрые глаза впились в Акву: — Выиграл, конечно, я. Вначале я вырвался на целых два шага вперед, а сейчас отстал всего на кончик носа!
— Все равно, — замотал стриженой головой Аква. — Кто раньше порвал ленточку, тот и победитель.
— Ах, так!.. — возмутился Карлик. — Ну, подожди…
Но тут Аква ринулся к лодочной станции, а за ним последовали и все остальные. Только Румик топтался возле взбешенного Карлика, в чем-то горячо убеждал его, размахивая руками. Потом и они направились к станции.
По мере того как они все дальше и дальше удалялись от шума трамваев и машин и приближались к Влтаве, их охватывала тишина. Казалось, они попали в совсем иной мир, где царит только река, ее волны, шум ее течения, тихий и в то же время такой могучий, что он сразу заглушал все посторонние звуки.
Ребята смолкли. Так молча они поднялись на крутой склон и остановились около деревянной лодочной станции.
Перед ними расстилался луг, а на нем, как огромные великаны, стояли тополя, словно застывшие в вечном покое. Кое-где выжженная солнцем трава побурела и приняла коричневый, табачный оттенок. Но там, куда падала тень от тополей, она сверкала свежей зеленью, усеянной маргаритками. Точно кто-то подсахарил траву.
Но ребят не занимали ни трава, ни тополя — они не сводили глаз с реки, где были видны раскачивающиеся под ударом прибоя две великолепные лодки.