Приключения на вторые девяносто (СИ)

Надо было все же спросить: Вадик, а сколько раз ты сплавлялся по таким рекам? И он бы ответил: три раза. Можно подумать, этого достаточно, чтобы вот так, без подготовки…

И теперь… Выходит, она во всем виновата? Ей казалось, что Вера Дмитриевна ее любит. По крайней мере, на свадьбе она целовала Эльвиру, называла своей любимой невесточкой…

– Если дело обстоит таким образом, – заговорил папа Городецкий, – нам не о чем с вами разговаривать.

Тогда Вера Дмитриевна бросилась на него и стала царапать лицо, пытаясь дотянуться до глаз. Это было так ужасно, ненормально. От неожиданности мать и дочь замерли на месте. Даже там, в горах, Эльвира не чувствовала такого страха, как при виде жуткого оскала своей свекрови.

Ее муж, свекор Виктор Алексеевич опомнился первым, и потом с трудом удерживал беснующуюся жену. А Зоя Владимировна позвонила в «скорую помощь», потому что у женщины в конце концов даже пошла пена изо рта.

Но и тогда они все еще не поняли, что с Верой Дмитриевной случилось, зато прибывшая по вызову «скорая помощь», увезла ее в психиатрическую клинику.

На другой день к ним пришел Панасенко и сообщил, что Вера Дмитриевна попала в клинику надолго, и пока никто не знает, насколько именно.

Он сам, при этом, конечно, Эльвиру ни в чем не винит, и тут ничего не поделаешь: Вадим любил риск, и никто ему не мог в этом помешать.

Тем не менее, он выразил желание, перевезти тело сына на городское кладбище, а когда узнал, как обстоят дела, призадумался.

– Павел, – проговорил он, – у тебя же вроде приятель был из конторы.

– Ну, был, – нехотя согласился Городецкий.

– Так скажи ему, пусть нам поможет.

– Говорил. Он не верит.

Отцу Эльвиры трудно было произносить эти слова. Как будто и он был виноват в случившемся, и теперь не может сделать даже самой малости, чтобы хоть как-то реабилитироваться.

– Что, совсем не верит?

Панасенко на него наступал, так что отцу – не мог он говорить с теперь уже бывшим сватом на равных – приходилось от него отбиваться, тщетно доказывая невозможность выполнения его требований. По крайней мере, пока. Павел Сергеевич понимал, сочувствовал, но, в самом деле, что он мог сделать еще?

– То есть, он обещал, прислать своего подчиненного, старшего лейтенанта, чтобы тот с Элькой поговорил.Вроде, меня успокоить. Говорит, ерунда все это. Не может быть, чтобы боевики у нас под носом свою базу имели.

– А, может, он это… того… прав?

– Хочешь сказать, Эльвире все это померещилась?

– Ну, он же знает, что дочка у тебя – ребенок домашний, вот и считает, что той с перепугу показалось. Или, что ее те двое братьев просто разыграли.

У Эльвиры, до того молча сидевшей в сторонке, перехватило дыхание. Долго над нею будут издеваться? И все из-за того, что она не погибла? Вот тогда бы ее никто не терзал, а прославлял как народную героиню типа Джульетты, которая умерла в мужем в один день. Только против нее ополчились не родственники мужа, а всего лишь своенравная горная речка.

Это же надо такое придумать – разыграли! И нож в груди Артура был розыгрышем? И его могила. Они ведь с братом Артура его закопали! А тот боевик, которого застрелил Евгений, тоже был розыгрышем? Между прочим, эти две могилы Эльвира вполне могла показать. Если кто-то интересуется! Уж, наверное, два трупа – слишком много для невинного розыгрыша.

– Что ж, придется, значит, мне самому ехать в этот лес и искать могилу сына, – сказал Виктор Алексеевич, нахмурившись.

В комнате повисло зловещее молчание.

Эльвира беззвучно плакала, украдкой вытирая слезы. Первым подал голос ее отец.

– Знаешь, Виктор, я все-таки думаю, надо подождать. Посмотрим, кого он пришлет, с Эльвирой беседовать, и что из этого получится. А на работе я договорился, дня три в счет отпуска возьму. Можешь мною располагать…

– И я, пожалуй, тоже возьму отпуск. С Верой пока что не все ясно, да и в лес я тоже поеду. Лучше, как говориться, один раз увидеть… Черт, как бедному Вадьке-то не повезло. И похоронить его по-человечески не можем… Паш, ты на мою жену не обижайся. После такого сообщения редко какая женщина на ногах устоит. А уж как Вера любила сына, не мне говорить. Я вон и то спать не могу, сердце болит – белый свет не мил, а она – слабая женщина. У нее и раньше-то с головой напряженка была, а теперь, думаю, окончательно крышу снесло…

– Да я понимаю, Витя, такое дело! Как можно обижаться. Мы, вроде, с Зоей ни в чем не виноваты, а тоже ходим, как два преступника, друг другу в глаза не смотрим… Но это уже случилось. Вроде, никто не виноват. По крайней мере, из тех, кто остался жив… Прости, что-то я не то говорю. В общем, у меня каких только мыслей не было. Думал, может частного детектива нанять?

– Чтобы он очистил лес от преступных элементов, а мы бы уже вошли в него как на прогулку? Нет, Паша, давай без самодеятельности. Подождем, что скажет посланец твоего приятеля, а потом уже будем решать. Вернее, я подожду. А Вадик, что, для него времени уже нет…

Он со свистом вдохнул воздух.

Павел Сергеевич, повинуясь чувству сострадания, приобнял Панасенко, и тут же, стесняясь своей слабости, похлопал его по плечу.