Приключения на вторые девяносто (СИ)

– Не надо, не защищай меня, – Нури обернулся к ней вроде невзначай положил свою руку на ее. – Может, старший лейтенант прав, и мы не всегда думаем о том, чем окончится то или иное наше движение души. В тот момент я думал только о брате, которого забирают с собой чужие люди. И говорят при этом: твой дядя сбежал, значит, другой мужчина из вашего рода должен отработать его долг. Я и сам не знаю, почему так сделал. Наверное, мне стало жалко брата. Он так смотрел на нас, как будто навек прощался. И я подумал, что если буду рядом с ним, то, может, смогу уберечь его… от самого страшного. У нас и так из четырех братьев осталось двое… Мама меня не пускала. Она так кричала. На коленях стояла перед Фаруком… Но он сказал: «Твой сын сам захотел послужить святому делу!»

Он замолчал, и в машине некоторое время царила тишина, а потом Георгий сказал.

– Восточные люди любят сказки рассказывать.

Эльвире захотелось изо всей силы стукнуть его по голове. И она сказала:

– Ты вообще никому не веришь, или только нам?

Нарочно объединила в одно местоимение себя и Нури. Человек такое рассказывает! Мог бы хоть для виду изобразить сочувствие.

Служебное рвение – это, конечно, хорошо, но постоянное следование своему так называемому долгу – или точнее: долгу, как он его понимает – должно выхолаживать душу. ПотомуЗвонарев до сих пор и не женат, и никого не любит, что он весь – в уставе!

А душа… Ей ведь внимание нужно уделять. Потому, что она – как цветок, который увянет, если его не поливать…

Вот это да! До чего Эльвира додумалась, хоть сейчас роман пиши.

Она сцепила пальцы в замок и уставилась в окно. Нури тоже молчал, и Звонарев прибавил громкость приемника, где на волне «Русского радио» пели: «Направляй меня своею рукой, заслони меня от полнолуния… Чем выше любовь, тем ниже поцелуй…» Песню, которую Эльвира терпеть не могла.

Время тянулось медленно. Казалось даже, что колеса крутятся, и автомобиль сноровисто бежит по асфальту, а время движется совсем по иным законам, чем прежде.

Эльвира поглядывала на щиты, проносящиеся мимо окон: до города оставалось восемьдесят километров, семьдесят.

– Ты не мог бы остановить машину где-нибудь в приличном населенном пункте, – сказал вдруг Нури, и она вздрогнула, будто очнувшись. Они уже проезжали по тому самому поселку. – Мне нужно… В общем, неважно. Я бы хотел выйти…

– Сейчас остановлюсь за светофором, и там, метров за пятнадцать от дороги нужное тебе заведение. Воспитанный! Не хочет лес загаживать.

Нури вышел, хлопнув дверью, и некоторое время оба пассажира автомобиля смотрели в его линейно выпрямленную спину.

А ведь он не обманул, – подумала Эльвира, – не сказал, зачем ему нужно выйти. Остальное додумал сам Звонарев, а если бы у Нури спросили, он вполне мог бы сказать: мне нужно найти автобусную станцию, откуда я смогу уехать домой.

Единственно, о чем Эльвира его не спросила, так это о том, есть ли у парня деньги? Почему она никогда не думает о том, что у людей почему-либо их может не быть?

Глава тридцатая

– Ну, и как ты считаешь, сколько нам его ждать? – равнодушно поинтересовался Георгий, когда прошло пять минут, а Нури все не появлялся.

– В каком смысле, сколько? Ты имеешь в виду: ждать ли вообще? – спросила Эльвира.

Все-таки в интонации Звонарева что-то промелькнуло. Снисходительность знания. Опять с нею на «ты» перешел. Неужели он все же каким-то образом их подслушал?

Впрочем, Георгий не дал ей слишком долго мучиться сомнениями, а просто нажал какую-то кнопку на панели управления, и в салоне зазвучал собственный голос Эльвиры: «Нури! По-моему тебе надо рвать когти…»

Странно, но она этому почти не удивилась: что еще можно ждать от сотрудника тайной службы? Государево «слово и дело».

– У тебя машина со встроенным диктофоном? – сказала Эльвира. – Представляю, что творится в твоей квартире. Жучки, небось, вмонтированы даже в унитаз!

– Выдержка у тебя приличная, – отозвался он. – И все-таки, зачем ты дала ему сбежать?

– Да? А мне показалось, что это ТЫ дал ему сбежать.

– Ладно, не будем ссориться. Просто скажи, почему? А вдруг это он помог твоему мужу уйти на тот свет?

– Интересно, каким же образом? Замаскировавшись под камень посреди реки?

– Ты так и не ответила на мой вопрос.

– Наверное, потому, что я никогда не носила тяжелые мужские ботинки на шнуровке.

– А что это значит?

– Стиль «милитари» – не по мне… Я считаю, что воинственность женщине не к лицу. И если она может послужить добру, то почему этого не сделать?

Вот опять! Словно кто-то говорит за нее слова, которые только что родились в ее голове.

– Во тьме на миг блеснул луч света и погас. Девушкам из высшего общества трудно избежать красноречия… Говорят, женщин вообще трудно понять, а уж из другого круга…

– Ты не считаешь, что у тебя уже мания? Может, ты просто меня боишься?

– А ты меня?

– Нисколько!

– Значит, я тебе нисколько не нравлюсь?

– Но при чем здесь это… А, ты имеешь в виду, что я не побоялась твоего гнева и того, что ты станешь хуже ко мне относиться?Но мне казалось, что люди должны быть, а не стараться кого-то там из себя изображать… Что ты молчишь?