Приключения наследницы

– Детей-то своих у него не было, вот он мной и занимался. Говорил, что, как только все успокоится, он у Болловских меня выкупит и даст вольную... Батюшка... Михаил Каллистратович наказал ему выделять меня из других крепостных, только Фридрих Иванович меня выделял не из-за этого...

– Но в повара тебя все-таки определили.

– Это Исидор настоял. «Мало ли, – говорит, – князя убьют. Работа у него опасная. Тебя на работы в поле погонят. Лучше уж при кастрюлях...» Но видно, отчего-то Бог не хочет, чтобы я свободу получила. Одного за другим прибирает к себе моих благодетелей...

– Я обязательно тебе вольную дам, – горячо заговорила я. – Прямо завтра с утра завещание напишу. А то меня... убьют. – Тут мой голос невольно дрогнул. – А ты так крепостной и останешься!

– Бог не выдаст, свинья не съест, – твердо сказала Эмилия. – А убийца этот ничего с тобой не сделает, я уверена. Только пугает. А сам только и ждет, чтобы ты все время его боялась, тогда тебя хоть голыми руками бери!

– Ты смелая девочка.

– Я уже не девочка, девушка. Из-за худобы я кажусь младше своего возраста. Вон Егоровна смеется: были бы кости, а мясо нарастет!.. Но не думай, я умею за себя постоять. Осиповские-то молодчики не хотели со мной связываться. Но дразнили: «Да кому такая доска нужна!..» Мне по-другому нельзя. Не станешь же по всякой мелочи Исидора на подмогу звать... Хочешь, я тебе покажу, как в случае чего от лихого человека защититься. Вставай с кровати!

Я поднялась, а Эмилия стала напротив.

– Смотри: он тебя за руки схватит, а ты вот так – раз, и вывернись, а потом ему ладонью по носу как дай. Снизу. Даже слабо ударишь – все равно больно, кровью умоется.

Она стояла передо мной взъерошенная, как воробышек, и при этом выглядела грозной. Я всегда мечтала в детстве иметь сестру, а потом как-то забыла об этом, и вот теперь судьба, хоть и с опозданием, мне сестру подарила.

Я так на нее засмотрелась, что забыла даже глаза отвести. Она тоже смотрела не отводя глаз. Всего несколько мгновений полной тишины, и мы услышали слабый скрежет, как если бы кто-то пытался открыть нашу дверь.

Совершенно машинально я дунула на свечу, как будто свет ее можно было увидеть из-за толстых дубовых дверей.

– Кто-нибудь видел, как ты сюда шла? – шепотом спросила я.

– Я никого не встретила.

– Что будем делать – позовем на помощь?

– Еще чего! – возразила она. – Мы крикнем, а тот и убежит. Давай так: ты бери в руку шпагу, а я канделябр.

Она, как выяснилось, хорошо видит в темноте. По крайней мере на ощупь легко отыскала и взяла с подоконника подсвечник на пять свечей, тяжелый, серебряный. Я им не пользовалась. Хватало и одной свечи.

Эмилия потянулась рукой к засову.

– Ты хочешь открыть? – в ужасе зашептала я.

– А что же, так и будем всю ночь помирать от страха? Мне, между прочим, чуть свет вставать, завтрак готовить.

– Засов снаружи не открыть, – сказала я. – Давай ляжем и будем спокойно спать. Эту дверь можно только протаранить. Но тогда поднимется шум... А с утра я что-нибудь придумаю.

– Тебе виднее, – пожала худыми плечиками моя воинственная сестра.

Мы еще некоторое время постояли у двери, прислушиваясь, но, видно, тот, кто был снаружи, и в самом деле не хотел производить шума, а попробовал открыть дверь лишь в надежде, что я не успела ее запереть.

Наутро Эмилия встала чуть свет и выскользнула за дверь. Я тут же поднялась и опять закрыла ее на засов. Береженого Бог бережет!

Но заснуть мне не удалось, как я ни пыталась. Вся извертелась, а толку никакого.

И тогда я решила подняться и посидеть в гостиной – почитать. Но как быть с моей комнатой, где в шкатулке так и лежали, теперь уже под грудой одежды, драгоценности моей покойной матушки, изъятые поручиком у Хелен, и те, что мы откопали в саду, и пачка денег в десять тысяч рублей.

В конце концов я нашла шкатулку побольше, сложила в нее все свое богатство и взяла с собой. По крайней мере тот, кто ищет, чем бы в доме поживиться, должен будет сначала убить меня.

А если это случится, то какая разница, кому шкатулка достанется. Меня уже на свете не будет.

Мне стало так себя жалко, что на глаза навернулись слезы. Я ведь ничего в этой жизни не успела: ни замуж выйти, ни детей родить. Последняя представительница княжеского рода приготовилась умереть со знанием, что за нее даже отомстить будет некому.

Для верности я прихватила с собой и шпагу. В крайнем случае я дорого отдам свою жизнь!

Но в гостиной, как ни странно, уже сидел Мамонов и что-то писал в маленькой книжечке.

– Дневник пишете? – поинтересовалась я, даже забыв поздороваться.

– Здравствуйте, Анна Михайловна, – сделал это за меня исправник. – А что это у вас с собой за палка железная?

Я нашла его замечание грубым, но ответила:

– Приходится думать о собственной безопасности, поскольку следствие топчется на месте, а убийца расхаживает по дому. Если вы не знаете, что это такое, могу просветить: шпага!

– Вон оно что! – покачал головой Мамонов. – Княжна, значит, разуверилась в мужских способностях и решила сама себя защищать.