Приключения Натаниэля Старбака

Он подтянул ремень, проверил, наполнены ли патронташ и коробка с картриджами и заряжен ли револьвер. Уже сотни лет люди в точности так же просыпались накануне сражения, подумал Старбак. Они щупали лезвия клинков, проверяли, остры ли копья и крепко ли держится кремень в мушкете, а потом молили своих богов даровать им жизнь. Пройдут еще сотни лет, подозревал Старбак, и солдаты по-прежнему будут просыпаться в предрассветном сумраке и проделывать те же движения со своим смертоносным оружием. Он взял винтовку, проверил капсюль и перекинул ее через плечо.

- За дело, - сказал он Люциферу. - Надо отработать наше жалованье.

- Какое еще жалованье? - спросил Люцифер.

- Я тебе задолжал.

- Значит, я не раб?

- Ты волен, как птица, Люцифер. Хочешь улететь - лети. Но мне будет тебя не хватать. А если останешься на сегодня, - добавил Старбак, прекрасно зная, что ответит Люцифер, - то держись подальше от схватки. Это не твоя драка.

- Только для белых, да?

- Только для дураков, Люцифер, только для дураков, - ответил Старбак и медленно пошел через темный лес, на ощупь, потому что слабые огни вновь разожженных костров не освещали путь. Он поговорил с теми, кто уже встал, растормошил копуш и организовал рабочую партию, чтобы наполнить фляжки водой. После разрывания зубами патронов во рту оставался соленый привкус пороха, так что через час от начала сражения солдаты мучились от жажды, и вода ценилась на вес золота. Другой группе Старбак велел принести с кладбища боеприпасы, чтобы у батальона был собственный запас на опушке леса. Там, где лес примыкал к дороге, Старбак остановился, прислушиваясь к невидимым людям, которые тихо напевали гимн в темном, затянутом туманом лесу.

- Иисус - моя сила, моя надежда, - пели они. - Тебе я вручаю свою жизнь, на тебя я уповаю, я знаю, ты услышишь мои молитвы.

Знакомые слова были на удивление успокаивающими, но к пению прислушивался кто-то еще и затянул другой гимн, гораздо громче, чем те, кто собрался на утреннюю молитву.

- Внемли, как кричит дозорный! - запел капитан Поттер довольно чистым тенором. - Услышь призыв трубы. К оружию, враг близко, и ад уже кругом.

Старбак разглядел Поттера между деревьями.

- Не мешай им, - пожурил он капитана за то, что потревожил молящихся.

- Я просто подумал, что выбрал более подходящий гимн, - откликнулся Поттер.

Он был взбудоражен настолько, что Старбак даже на мгновение задумался, уж не опустошил ли он бутылку виски, но спиртным от Поттера не пахло, и он уже гораздо тише запел последний куплет.

- Мы выстоим пред всеми дьяволами ада и всех их победим, их победим мы именем Иисуса, - он засмеялся. - Забавно, не правда ли? Янки, возможно, сейчас поют то же самое. Мы все призываем Иисуса. Он наверняка запутался.

- Как там твои заставы? - спросил Старбак.

- Не спят. Наблюдают за дьяволами ада. Я отнес им бадью с кофе. Думаю, заварушка не начнется до восхода солнца?

- Полагаю, что нет.

- А тогда, - произнес Поттер с нездоровым ликованием, - можно ожидать чего-то и впрямь жуткого. Это правда, что их гораздо больше?

- Да, насколько нам известно, - Старбак ощутил дрожь, которая словно началась в его сердце и спустилась по рукам и ногам. - Может, раза в два, - добавил он, пытаясь оставаться немногословным, будто он сражается каждый день. А какой сегодня день? Среда. Дома по средам не происходило ничего особенного. Не то что по воскресеньям, которые торжественно посвящали Богу, или по понедельникам, в день уборки, когда их бостонский дом заполнялся паром и суетящимися слугами. Интересно, а сегодня думает ли кто-нибудь дома о том, где находится второй сын?

Туман на востоке немного посветлел.

- Per me si va ne la citt? dolente, - неожиданно произнес Поттер, - per me si va ne l’etterno dolore, Per me si va la perduta gente.

- Это еще что за чертовщина? - уставился на него Старбак.

- "Я увожу к отверженным селеньям, - театрально продекламировал Поттер, - я увожу сквозь вековечный сон, я увожу к погибшим поколеньям"[105]. Данте, - добавил он. Эти слова высечены над вратами ада.

- Я думал, там написано "Оставь надежду, всяк сюда входящий".

- И это тоже.

- Когда ты успел выучить итальянский?

- Я и не учил, просто читал Данте. Было время, Старбак, когда я воображал себя поэтом, так что прочитал всю поэзию, которую смог раздобыть. Так я нашел кратчайший путь в Элизиум[106].

- Так какого черта ты изучал медицину?

- Отец считал, что мне следует приносить пользу, - сказал Поттер. - Он верил в полезность. Святой Павел шил палатки, значит и у Мэтью Потера должна быть профессия, а поэзия, по мнению моего батюшки, это не профессия. Он объявил поэтов бесполезными, разве что кроме автора Псалтыря, а он уже мертв. Отец думал, что мне нужно стать доктором и писать вдохновляющие гимны в перерывах между убийствами ни о чем не подозревающих пациентов.

- Из тебя получился бы хороший доктор, - сказал Старбак.

Поттер засмеялся.

- Теперь вы говорите как моя матушка. Мне нужно найти кофе.

- Мэтью, - остановил Старбак Поттера, когда тот уже уходил. - Будь сегодня осторожен.

Поттер улыбнулся.