Он нашел тело, с которого снимал мундир, и убедившись, что Старбака поблизости нет, стащил китель. Он поискал револьвер, но тот пропал. Выругавшись, Блайз подобрал лежащий около вяза серый китель. Прижав его к телу, Блайз дотронулся до кармана панталон, убедившись, что его драгоценный патент офицера Соединенных Штатов в целости и сохранности, и продолжил путь на север. Мимо пробегали солдаты, направлявшиеся к восточной кромке леса, где он наполнился новыми звуками винтовочных залпов. Солдаты не обращали внимания на Билли Блайза, принимая его за очередного раненого.
Он зашел так далеко на север, насколько осмелился, где обнаружил искомое. Блайз нашел штабель дров, а за ним три тела янки, еще теплые, и все мертвы. Блайз нагнулся, скинул серый мундир и нацепил синий, а затем скорчился рядом с поленницей и навалил трупы сверху. Он знал, что янки вновь атакуют, и на сей раз, как он решил, мятежникам не выстоять. Блайз полагал, что сражение меняет курс и настало время измениться и ему. Снаряд с треском пролетел в деревьях над головой, заставив Блайза вздрогнуть, но в конце концов он глубоко зарылся в опавшую листву возле поленницы, сверху его защищали теплые тела. Блайз лежал неподвижно, чувствуя, как кровь мертвеца растекается по его спине. Он хотел бы отплатить Старбаку за удар по лицу, но полагал, что тот не доживет до расплаты. Блайз надеялся, что смерть Старбака будет мучительной, и эта мысль утешала его, пока он ждал спасения под телами мертвецов.
Билли Блайз выжил.
Бельведер Дилейни старался быть полезным. Ли отбыл на господствующие высоты, но не пригласил Дилейни сопровождать его, и адвокат отправился на поиски своего слуги Джорджа, подумывая, что настало время им двоим приготовиться к тактичному отступлению. Дилейни нашел Джорджа, таскавшим бадьи с водой для раненых, которые ожидали хирургов в саду, в доме с северной стороны деревни.
Этим людям посчастливилось попасть в число раненых, которых забрали с поля битвы в сравнительный покой в тыл мятежников. Большинство стало жертвами снарядов янки, так как солдаты с пулевыми ранениями слишком продвинулись вперед, чтобы их могли отвезли назад немногочисленные санитарные повозки, и тем солдатам придется страдать весь день не сходя с места, а эти получат лучший уход, который могла предоставить армия конфедератов. Тяжело раненые и вовсе не получат ухода, потому что усилия хирургов приберегались для тех, у кого оставались шансы на выживание. Оставалось совсем мало эфира, и лишь немногие счастливчики получили анестезию, прежде чем пилы и ножи отхватывали сломанные ноги, большинству давали лишь глоток бренди, кожаный кляп, чтобы вцепиться зубами, и наказывали вести себя молодцом, не шуметь и не дрыгаться. Санитары прижимали их к столу, пока хирург в пропитанном кровью переднике вгрызался в истерзанную плоть.
Первым побуждением Дилейни было скрыться от этого ужаса, но затем неодолимый порыв жалости принудил остаться. Он разносил солдатам чашки с водой и придерживал головы, пока они пили. Один солдат забился в агонии и укусил край чашки так сильно, что фарфор вдребезги разлетелся. Дилейни держал за руку другого, пока тот умирал, вытирал пот со лба офицера с забинтованными глазами, который больше никогда не сможет видеть. Раненым помогали шесть или семь женщин из деревни, и одна из них, передвигаясь по саду среди крови, блевотины и зловония, вызывающе носила небольшой звездно-полосатый флажок янки, приколотый к переднику. Джордж сидел на корточках рядом с сержантом из Южной Каролины и пытался остановить кровь, толчками выходившую из наспех перебинтованной раны на поясе. Солдат умирал и требовал заверений, что сражение, а вместе с ним и война будут выиграны, и Джордж бесконечно повторял в утешение, что мятежники наступают, и победа неминуема.
- Хвала Господу, - произнес сержант и умер.
Один солдат попросил Дилейни разыскать дагерротип своей жены на дне патронташа. Дилейни высыпал патроны, и под ними лежал драгоценный прямоугольник из меди, обернутый в кусок ситца. У женщины была тяжелая челюсть и мрачное выражение глаз, но лишь один взгляд на ее лицо принес умирающему умиротворение.
- Вы напишете ей, сэр? - спросил он Дилейни.
- Напишу.
- Доркас Бриджес, - сказал солдат, - Дерборн-стрит в Мобиле. Скажите, что я никогда не переставал ее любить. Вы запишете это, сэр?
- Вы поправитесь, - пытался приободрить его Дилейни.
- Со мной все будет отлично, сэр. Прежде чем закончится этот день, сэр, я буду со своим Господином и Спасителем, но Доркас, теперь ей придется управляться без меня. Вы напишете ей, сэр?
- Напишу, - у Дилейни с собой был огрызок карандаша, и он тщательно записал адрес Доркас на обрывке газеты.