В стороне от стана, у самого моря, во мраке собралась небольшая кучка вооруженных людей. Они переговаривались вполголоса; изредка звякало их оружие. Громада кораблей скрывала их от любопытных глаз. Здесь был сам вождь ахейского войска Агамемнон, и Диомед, и чернобородый критянин Идоменей, и другие близкие советники вождя. Все они напряженно вслушивались в звуки ночи. У ног их плескались волны, с шипеньем набегая на песок. В шорохе и плеске волн вожди услышали скрип песка – кто-то приближался к ним по берегу моря. Во мраке возникли три фигуры. Агамемнон поспешил им навстречу. Из темноты появился огромный Аякс; рядом с ним шел Одиссей; их сопровождал горбун Эврибат со скипетром в руке как глашатай при посольстве. Куда же посылал верховный вождь прямодушного Аякса и красноречивого Одиссея в ночь перед боем?
Подойдя вплотную к послам, Агамемнон заговорил с волнением в голосе:
– Ну что же, доблестный Одиссей, говори скорее, что ответил вам Пелид? Согласен ли он отразить врага от наших кораблей, или его гордая душа по-прежнему полна вражды?
– Царь, – ответил Одиссей, – я передал ему все, что ты велел. Я просил его оставить свой гибельный гнев и прийти на помощь ахейцам. Я обещал ему, что ты не только немедленно вернешь Бризеиду, но пришлешь при ней еще семь рабынь, искусных рукодельниц. Я перечислил все дары, которыми ты хочешь возместить ему обиду: десять талантов[35]
золота, двадцать золотых сосудов, семь новых треножников, двенадцать коней. Я сказал ему, что по взятии Трои он унесет на свой корабль столько золота, меди и седого железа, сколько захочет, и первый выберет двадцать рабынь среди пленных троянок. Я передал ему, что, вернувшись в Микены, ты назовешь его своим зятем – отдашь за него одну из своих трех дочерей и не возьмешь за нее выкупа по древнему обычаю, а сам дашь за нею приданое, такое, какого еще никто не давал за невестой, – подаришь ему семь приморских городов, процветающих и богатых. Клянусь, Атрид, я не забыл ничего из твоих предложений, мои товарищи могут подтвердить это.Никто не сказал ни слова. Герой продолжал:
– Я видел, что Ахиллес слушает меня с гневным нетерпением, и постарался убедить его по-другому. Я напомнил ему о подвигах, которые ждут его теперь, когда троянцы, наконец, вышли в битву... о победе над гордым Гектором, который никого среди ахейцев не считает себе равным... говорил о вечной славе, ожидающей победителя Трои...
– Что же ответил Пелид? – спросил нетерпеливо Агамемнон.
– О царь, – вздохнул Одиссей, – все мои слова были напрасны. Ахиллес отвергает твои дары и велит передать тебе и всем ахейцам, чтобы вы сами думали, как защитить корабли и ахейское войско от Гектора. Он же хочет отплыть отсюда и всем нам советует сделать то же.
Низкий голос Аякса прервал речь Одиссея:
– Я тоже пытался убедить Пелида. Я напомнил ему о нашей прежней дружбе, я умолял его пожалеть товарищей, которым грозит жестокая гибель. Я убеждал его не отвергать просьбы о примиренье. Ведь даже убийца может получить прощенье: если он заплатит достойную пеню родным убитого, они оставляют гнев и месть. Я просил его уважить и просьбу всего ахейского народа, который почитает его, как бога! Он немного смягчился, но все-таки решительно отказался мириться с тобой. Он заявил, что не вступит в битву, пока воинственный Гектор не разобьет ахейцев и не появится у самой ограды мирмидонского стана. Тут, сказал Ахиллес, он сумеет унять неистового Гектора!
Агамемнон молчал, подавленный унижением и унынием. Наконец раздался бодрый голос Диомеда.
– Светлый славою Атрид, – сказал вождь аргивян, – не надо нам предаваться отчаянию. Теперь мы видим: лучше бы ты не просил Ахиллеса о помощи, не предлагал ему даров. Он и так горд, а теперь в его сердце вселится еще большая гордость. Но кончим говорить о нем. Пусть он отплывает домой, если хочет. Неужели же ахейские герои так бессильны, что все вместе не заменят одного Ахиллеса? Завтра, Атрид, построй сам войска и веди их в сраженье. Мы сумеем отразить Гектора и не допустить его к кораблям!
Голос богини разбудил еще дремавших воинов. Лагерь оживился: повсюду слышалось ржанье коней, звон оружия и лат. Воины готовились к битве, воодушевленные грозным призывом богини.