Приключения Оги Марча

Саймон счел необходимым женить меня на Люси Магнус, у которой денег было даже больше, чем у Шарлотты. Вот как он обрисовал мне мое будущее: я смогу закончить свой курс предварительной юридической подготовки и поступить в вечернюю юридическую школу Джона Маршалла, а в дневные часы работать у него. Он будет оплачивать мое обучение и выдавать мне восемнадцать долларов в неделю. В конце концов я стану его партнером. Если же его бизнес мне не подойдет, мы сможем, объединив средства, заняться недвижимостью или, допустим, вложить деньги в промышленность. Если же я выберу адвокатское поприще, мне не придется заниматься мелким крючкотворством, всякими там несчастными случаями и прочими ерундовыми делами за пустяковый гонорар. Мужу Люси Магнус такое не пристало. А кроме того, хотя лично ему и не очень нравится, как выпирают ее ключицы в вечернем платье, она весьма недурна и совсем не против выйти замуж. Он поможет мне в период ухаживания. О расходах я могу не беспокоиться, он предоставит в мое пользование «понтиак», чтобы вывозить ее в свет, начнет всячески восхвалять меня в кругу ее родственников, уничтожит все препятствия на моем пути. От меня требуется лишь не портить игру, стать для них желанным зятем и, насколько это возможно, укрепиться в данной роли. А так - дело верное.

Мы были с ним вдвоем в губернаторском номере - бело- золотой комнате с тяжелыми зеркалами на шелковых шнурах и кроватью в стиле Людовика XIV. Выйдя из стеклянной душевой кабины и обсохнув в толстом махровом халате, он облачился в черные носки и крахмальную рубашку и сейчас лежал, покуривая сигару, и излагал мне этот план с жесткой и четкой практичностью. Распростертое на постели крупное его тело было обнажено ниже пояса. Но не любовь к удобствам и роскоши хотел он мне внушить - он учил меня действовать: не теряться в путанице альтернатив, а, следуя его примеру, ухватывать суть, не размениваясь на финтифлюшки, и в результате достигать желаемого. Таково было его убеждение и, до некоторой степени, мое. Почему бы мне и не жениться на дочери богача? Если не понравится во всем повторять Саймона, разве я не могу построить свою жизнь иначе? Разве невозможно по-другому вскочить на подножку поезда, идущего к роскоши? Ну а если учесть, что Люси отличается от своей кузины, так почему бы и нет? Я был склонен внимательно рассмотреть его предложения и обернуть их к своей пользе. Я так долго повиновался ему, исполняя его распоряжения, тратил на это столько времени, так почему бы не получить за это плату в положенный срок, не скрепить наши отношения официально? К тому же, надо признать, следовать за ним меня толкает и любовь, которую я к нему питаю, и горячее сочувствие его взглядам, хотя в глубине души я их не разделяю. Тем не менее важность, которую он придавал моему отставанию хоть на шаг, и мое упрямство, заставлявшее меня ему противостоять по различным причинам, теперь наконец отступили. Я перестал с ним спорить, и он начал говорить со мной необычно ласково.

Он скатился с кровати, чтобы довершить одевание.

- Теперь будем вместе наведываться в разные места. Я все думал, когда ты наконец начнешь проявлять здравомыслие и начнешь ли, боялся, что так и останешься дурак дураком. Вдень-ка мне запонку с изнанки. Теща подарила! Господи, где же выходные туфли? Всюду эта папиросная бумага валяется - ничего не найдешь! Куда бы ее деть? Сунь в корзину, пусть губернатор выбросит! - Он издал смешок, нервный, возбужденный. - Наш мир еще не устоялся, не застыл. В нем есть простор, есть пустоты, если знать, куда сунуться. Посмотреть внимательнее, так место найдется. В конце концов, Хорнер тоже еврей, и, возможно, начинать ему было не легче нашего, а теперь - поди ж ты: губернатор.

- Ты попробуешь заняться политикой?

- Не исключено. Почему бы и нет? Все зависит от того, как пойдет. Дядя Арти знает парня, которого назначили послом, потому что он много жертвовал на избирательную кампанию. Двадцать, тридцать, сорок тысяч - что это для человека с деньгами!

Правда, при слове «посол» ныне представляется не Гвич- чардини, с хитрой миной возвращающийся из Франции, не русский посланник в Венеции, не очередной Адаме - значение этого поста как воплощения государственной мощи теперь умалилось, торжеством посла становится не шествие по ковровой дорожке для вручения верительных грамот, а скорее очистка водопроводных труб где-нибудь в Лиме, чтобы не заржавели.