Короткий день близился к концу; деревья и пни затянул сумрак. Города становились все более индустриальными, мимо проносились фабрики, железнодорожные цистерны, вагоны-рефрижераторы. Странно, но меня почему-то уже не тревожило, что я нахожусь в сотнях миль от основного пути и в карманах позвякивает лишь мелочь, в сумме едва составляющая доллар. Кружила голову эта поездка в полумраке, на стыке зимы и весны, смешавшая ничтожное и возвышенное; состав ходил ходуном; стальные, ржавые, кровавые краски сменяли друг друга в небе.
Ветер унес вдаль фабричный дым, а мы уже въехали в городские промышленные окраины - пустошь, кладбище, свалка, металлические конструкции, горы порванных шин и пепел, шевелящийся как гребешки волн впереди парохода. Картонные коробки Гувервиля
[132], огни, напоминающие о бедствиях и войнах, - апофеоз всех грабежей, в том числе и московских пожаров при Наполеоне. Состав со скрежетом остановился; мы выпрыгнули из вагона, но, когда переходили пути, кто-то схватил нас за плечи и наградил хорошими пинками в зад. Это был дорожный полицейский в стетсоне и с пистолетом; его лицо любителя виски было красным словно зимнее яблоко, в уголках рта выступила пена. Он орал как сумасшедший:- В следующий раз я пристрелю вас к чертовой матери!
Мы резво бросились прочь, а он запустил нам вслед камнем. Так и подмывало дождаться конца его дежурства и придушить подлеца.
Однако мы неслись, перепрыгивая через рельсы и стараясь не попасть под колеса неожиданно вынырнувшего из темноты в клубах пара, маневрирующего локомотива. Уголь гремел в разгрузочной воронке и со стуком падал на землю. Мы продолжали бежать, и гнев мой постепенно утих.
Из указателя на шоссе мы узнали, что находимся в двадцати милях от Детройта. В это время к нам подошел мужчина с волчьим взглядом, ехавший с нами в угольном полувагоне из Кливленда. Даже в темноте я узнал его. Похоже, он просто шатался по окрестностям без всякой цели.
- У меня остался бакс на дорогу до Чикаго - надо бы пожевать, - сказал я коротышке Стоуни.
- Придержи денежки, постараюсь что-нибудь выклянчить, - ответил тот. Обойдя несколько магазинов, он принес несколько черствых булочек с джемом.
На грузовике, груженном стальными листами, мы, все трое, доехали до города. Было холодно, и пришлось залезть под брезент. На подъеме грузовик еле тащился, и с остановками мы добирались несколько часов. Стоуни спал. Казавшийся опасным Волк, похоже, ничего не замышлял против нас и был всего лишь попутчиком. Когда грузовик тронулся, он стал мне рассказывать, в какой ужасный город мы едем, с подлыми копами и трудной жизнью - сам он там не был, но люди говорили.
По мере приближения к Детройту мое настроение от его рассказов все больше падало. Наконец грузовик остановился, и шофер нас высадил. Я не понимал, где нахожусь: время было за полночь, вокруг пусто и тихо. Все закрыто, кроме небольшого ресторанчика. Мы зашли туда и поинтересовались, что это за место. Пол узкого, как коридор, помещения был застлан линолеумом. Официант сказал нам, что до центра города около мили от следующего перекрестка.
Когда мы вышли, нас уже ждала патрульная полицейская машина, с распахнутыми дверцами, а загородивший нам путь коп приказал:
- А ну полезай!
Внутри находились двое в штатском; мне пришлось держать Волка на коленях, Стоуни лег на пол. Он был совсем еще мальчик. Все молчали. Нас привезли в полицейский участок, находящийся в здании из бетона, с многочисленными небольшими окошками; в конце невысокой лестницы недалеко от стола сержанта располагался «обезьянник».
Нас посадили у стены. Жирный сержант с бледным одутловатым лицом при свете электрической лампы разбирался с другими арестованными - тремя забулдыгами. Среди них я увидел женщину, которую трудно было представить участницей пьяной заварушки - выглядела она достаточно пристойно, на шляпке красовался зеленый бант. Рядом с ней сидели двое мужчин; на трясущейся голове одного окровавленный тюрбан из бинтов, второй вызывающе молчал, хотя прижатые к груди руки говорили о беспокойстве. Видимо, он-то и нарушил закон. Я говорю «видимо», потому что суть преступления излагал коп - три его участника были глухонемыми. Один мужчина напал на другого с молотком, говорил он, из- за женщины, которая та еще шлюха и ложится под кого угодно; эта негодяйка - причина многих неприятностей в сообществе глухонемых, хотя выглядит как школьная учительница. Все это коп рассказал сержанту.
- Думаю, этот болван решил, что она его невеста, а потом застал ее с другим, - сообщил полицейский.
- Что будем делать?
- Не знаю. Все зависит от того, насколько опасна рана. Не удивлюсь, если опасна: ведь его застукали со спущенными штанами.
- Какие же они похотливые! В драках из-за любви переплюнут даже итальянцев, - сказал сержант. У него было дебильное лицо, а щеки напоминали неоштукатуренную стену. Он закатал один рукав, открыв мощную руку - не хотел бы я попасть под нее. - Почему они все время дерутся? Может, потому что разговаривают пальцами?
Стоуни и Волк заулыбались, желая задобрить полицейских.