Читаем Приключения Оги Марча полностью

- Так вышло. Я поехал не той дорогой. Это единственная причина.

- О, ради Бога, прекрати, не надо! Каждое твое слово как острый нож! - воскликнула она, и вид у нее был действительно несчастный.

- Но это правда! - настаивал я. - А ты что подумала? Для ревности нет причин. Просто машина застряла в горах.

- Я утром насилу поднялась. А сейчас просто падаю! Не надо ничего говорить! Меня тошнит от твоего вранья!

- Что ж, - потупился я, разглядывая свежевымытые зеленые, как бархат, плиты под ногами, казавшиеся прохлад^ ными даже на ярком солнце, - если тебе хочется так думать и мучить себя подобными мыслями, то ничем не могу помочь.

- Хотела бы я мучиться попусту, - сказала она.

Почему-то эта фраза меня разозлила.

- Но так оно и есть, - отрезал я. - А если бы все было, как ты считаешь, неужели бы я скрыл это от тебя после всего, что ты мне о себе рассказывала - о морском кадете и всех других за время твоего брака? Так что ты вполне можешь дать мне фору.

Мы стояли друг против друга, красные, разгоряченные.

- Не думала я, что настанет время, когда ты попрекнешь меня этим, а я пожалею о своей откровенности. - Голос ее прервался, и на меня повеяло стужей, как от наледи на морском берегу после первых морозов. - И что мы с тобой станем считаться обидами - тоже не думала.

Выглядела она скверно: черные глаза нехорошо блестят, лицо совершенно белое, ноздри раздуваются, будто учуяли дурной запах и ее сейчас стошнит, как она и говорила. И животные, эти их клетки и миски, и кожаные кресла, и змеи, шуршащие в соломе, - все, что раньше, казалось, имело некий смысл, обесценилось и стало грубым и глупым, нагромождением вещей, лишним, ненужным ей в ее горе. А сама Тея устало поникла, сгорбилась, на шее проступили жилы. И при этом, мучимая жестокой ревностью, она жаждала причинить мне боль, заставить меня страдать.

Неизвестно почему, я считал ее настроение преходящим, но в то же время боялся. Я сказал:

- Ты даже мысли не допускаешь, что между нами ничего не было! Ведь так? Не допускаешь? И из-за того, что мы провели ночь вместе, тебе видятся страшные картины.

- Что ж, допустим, это неразумно, но разве между вами ничего не было? Ты можешь поклясться?

Я уже собрался сделать это, потому что поклясться было необходимо, хотя я и страдал от надобности лгать и притворяться, даже не успев смыть с себя запах Стеллы, но Тея меня остановила:

- Нет. Не надо. Ты лишь повторишь то, что уже говорил. Я знаю. Мне не нужно ничего воображать, я уже все себе вообразила. И не ожидай от меня сверхчеловеческой выдержки. На такое я не претендую. Это было очень больно, гораздо больнее, чем я могу выдержать.

Тея больше не плакала, но мрачное безмолвие, в котором она пребывала, отражалось в ее взгляде.

И это смягчило меня, растопив мою суровость, как внезапно вспыхнувшее пламя.

- Оставим это, Тея. - Я шагнул к ней, но она отстранилась.

- Зачем ты вернулся?

- Послушай…

- Я серьезно. Ты можешь нежничать со мной, а через десять минут быть с ней, и через пятнадцать - еще с какой- нибудь шлюхой. Тебе это раз плюнуть. Но как вы сошлись - вот что мне интересно!

- Как? Моултон познакомил меня с ней и Оливером.

- Почему тогда она не обратилась к своему другу Моул- тону? При чем тут ты? Ты заигрывал с ней!

- Нет, ничего подобного. Просто она меня выбрала, решила, что я способен на участие. Она видела нас с тобой вместе и, наверно, сочла, что я лучше других способен понять женщину, оказавшуюся в трудной ситуации.

- С какой же легкостью ты лжешь! Она выбрала тебя по обличью дамского угодника. Поняла, что отказа не будет и она сможет вертеть тобой как хочет!

- О нет, нет, ты ошибаешься! - сказал я. - Просто она попала в переплет и я ее пожалел. - При этом я, конечно, помнил наш разговор в апельсиновой роще и чувство, меня тогда охватившее, порыв, который я не в силах был загасить. По всей вероятности, Тея догадывалась об этом, что мне казалось удивительным. Еще в Чикаго она предсказала, что я убегу от нее за любой юбкой, которая меня поманит. Правда, тогда она была менее сурова в своих оценках и не судила меня так безжалостно. В Чикаго меня восхищала возможность быть с ней откровенным, не иметь секретов, теперь же качнуло в другую сторону - отсутствие секретов показалось губительным. -

- Честное слово, я лишь хотел ей помочь, - сказал я.

- О чем ты говоришь! - вскричала она. - Помочь он хотел! Ее мужа полиция сцапала, едва вы отъехали!

- Что? Оливера арестовали? - Я был потрясен. - Возможно, я поторопился. Но я боялся, что он потащит ее за собой. Ведь у него был пистолет, и он ударил Луфу и стал слишком агрессивным. Я думал, что он может ее заставить…

- Этот жалкий пьяный кретин, этот недоносок может ее заставить? Ее, такую? Может, он и раньше ее заставлял? И в постели его она очутилась под дулом пистолета? Да она же просто шлюха! Однако тебя раскусила мигом - сообразила, что ты наверняка оправдаешь ее ожидания, будешь паинькой и станешь плясать под ее дудку и играть в ее игру. Как делаешь всегда и со всеми.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза