- Ну вот, сам видишь, - грустно произнесла она. Электрическая лампа освещала ее голые плечи, а печально опущенные уголки полных, темных от помады губ оставались в тени. - Я тебе не подхожу. Ну а кто подходит? Кто она?
- Просто я не хочу жениться, - объяснил я.
Софи могла бы повторить слова, в свое время сказанные мне моим приятелем - казаком. Смысл его речи я уловил тогда сразу и безошибочно и очень обиделся. Казак подразумевал, будто людские страдания не слишком меня задевают, что они далеки от меня и мне их не понять и не прочувствовать. А вот он, которого судьба колошматила и швыряла от Москвы и Туркестана до Аравийского полуострова, Парижа и Сингапура, знает, что почем! Кому же лучше познакомиться с бедой, как не скитальцу-пилигриму, стороннему наблюдателю чужой жизни, ее святынь и плавилен? Сколько горечи пришлось ему глотнуть, сколько обид претерпеть, пока другие, сидя у себя дома, с ходу, на лету хватали удачу за горло!
На лице Софи, ставшем более выразительным и взрослым по сравнению с тем хорошеньким личиком, которое пленило меня в офисе союза, проступили разочарование и обида. Но на этот раз она не ушла от меня, как в тот день, когда в мою дверь постучала Тея. За это время, надо полагать, она успела вкусить страдания - эту неизбежную примесь к вкусу самой жизни. Нет, жениться на ней я не хотел. «В браке она слишком часто, - думал я, - стала бы ругать меня для моей же пользы». Очередная жертва, еще один домогающийся, которого остается лишь обойти стороной.
- Ты все ждешь ту девушку, - ревниво укорила Софи. И ошиблась.
- Нет, - сказал я. - Я ее больше никогда не увижу.
Хотя внешне это не проявлялось, но я тогда находился в
пути, двигаясь к каким-то очень важным выводам. В действительности же лежал на кушетке, так и не сняв утренний халат, и, отложив все дневные дела, вдохновенно пытался уловить некий дразнивший меня, как мне казалось, своей близостью итоговый вывод, когда в размышления мои вторгся Клем Тамбоу с собственными идеями.
Не думаю, что за Клемом водилось много смертных грехов, но те, что водились, в тот момент были очевидны: ленивое валяние в постели, которую он покинул лишь недавно, оставило свой след на одутловатом и опухшем от сна лице, двубортный костюм отличался той потрясающей неряшливостью, которую взыскательный аристократ Лабрюй- ер считал постыдной, - весь в пухе, табачных крошках и кошачьей шерсти; на внешности Клема отразились и его приверженность дешевым магазинам, и неустроенный быт: носки из искусственного шелка, запах дурного лосьона после бритья, торчащий из кармашка гребешок - все это вкупе с гордым самоуничижением было достаточно красноречиво. Его воля - и он пролежал бы весь этот сумрачный чикагский денек в постели, подобно мне разрабатывая планы.
Клем собирался работать по специальности. Зимой он должен был получить степень по психологии и намеревался открыть кабинет в одном из старейших небоскребов на Ди- арборн, что возле Джексона, и консультировать там в выборе профессии.
- Ты, в выборе профессии? - удивился я. - Да ты же сам ни единого дня не работал!
- Что и делает меня идеальной кандидатурой на эту должность! - незамедлительно парировал он. - Я свободен, и работа меня не пугает. Правда-правда, Оги! Помнишь Бенни Фрая из профсоюзного штаба? Он на этом деле, на профессиональной ориентации, кучу денег загреб. А еще на консультациях по брачному праву и отношениям в браке и тестам для молодежи.
- Если это тот парень, о котором я думаю, ходивший в ботинках с высокими каблуками, то разве не его с месяц назад судили за мошенничество?
- Да, но мошенничать-то не обязательно.
- Не хочу охлаждать твой пыл, - сказал я, памятуя собственные поражения, - но откуда ты возьмешь клиентов?
- О, это не проблема! Разве люди знают, чего хотят? Да они на все готовы, лишь бы им помогли разобраться. А тут как раз мы - специалисты, эксперты…
- О нет, Клем, меня уволь!
- Но я с тобой работать собирался! Одному совсем не то - не потянуть! Я бы проводил тесты на профпригодность, а ты - беседовал с клиентами. По новой методике косвенных вопросов Роджерса они бы сами рассказывали о себе. Это вовсе не трудно. А потом - не можешь же ты всю жизнь прыгать с одной странной работы на другую!
- Понимаю, Клем, - сказал я. - Но сейчас что-то во мне меняется и, кажется, изменилось.
- Просто ты опять упрямишься как осел, вот и все! В теперешней обстановке мы могли бы заколачивать на этом деле большие деньги.
- Нет, Клем. Чем бы я мог помочь всем этим мужчинам и женщинам? Мне было бы стыдно брать у них деньги в такого рода бюро занятости.
- Ерунда какая! Ты же не нанимаешь их и не раздаешь места, а только советуешь, говоришь, что им больше подходит. Такая работа очень современна, это совершенно другой вид деятельности.
- Не спорь со мной, - решительно возразил я. - Неужели ты сам не видишь, что и я теперь совершенно другой?
Он понял, что настроен я серьезно, и почувствовал мое волнение, после чего, помнится, я разразился монологом примерно следующего содержания: