Приключения осинового кола, или Буратино на Службе Святой Инквизиции

— Мне показалось, или нам навстречу несется плохо обструганное осиновое бревно в шортиках и полосатом колпаке? — спросил Кот свою спутницу, вглядываясь в окрестности через практически непрозрачные стекла черных очков. Кот очень любил эти очки и искренне считал, что настоящий постмодернист должен изучать мир исключительно в периоды внетелесного существования, когда тебе абсолютно начхать, что там нацеплено на нос твоего распластавшегося на земле бесчувственного тела.

— Достаточно странно, нам уже три дня не попадается ни одной поганки или мухомора — с чего бы это вдруг у меня случился такой многозначительный трансцендентальный опыт? — добавил Кот с нотками озабоченности в голосе. — Скажи, Алиса, какой предмет обыденного мира дает столь странную проекцию в астральном плане?

— Осиновое бревно в шортиках и полосатом колпаке, — ответила Алиса, — думаю, дело в том, что метафизическая сущность самодвижущегося говорящего бревна инвариантна относительно вербально-семантических трансформаций. Именно поэтому и ты, и я видим одно и то же. Точнее, видим мы наверняка нечто абсолютно разное, но находим для его описания одни и те же слова, подразумевая под ними совершенно различные вещи. Скажи, у твоего бревна колпак в красно-белую полоску?

— В бело-красную.

— Вот видишь, различия, хоть и несущественные, все же имеются. Скажи, а твое бревно при ходьбе тоже издает… ээээ… звяканье, нехарактерное для акустических эманаций обычного дерева?

— По-моему, у бревна есть бабло, — Кот решительно подвел черту под метафизическим диспутом. — Это значит, что при удачном стечении обстоятельств я снова смогу пересесть с мухоморов на оксибутират.

— А я буду щеголять в новой нарядной шубке! — воскликнула Алиса и радостно захлопала в ладоши.

— Ну да, конечно, — процедил сквозь зубы Кот. — Если летом не забудешь полинять, то к осени — всенепременнейше!

* * *

— Как тебя зовут, о, добрый юноша? — пропела Лиса Алиса, когда нечеткие контуры астральной проекции древесно-стружечного феномена наконец-то воплотились во вполне осязаемое полено с руками, ногами и головой в полуметре от бродячих философов.

— Буратино, — ответил тот. — Вы случаем не гарибальдийцы? — добавил он озабоченно, подумав, что за ним, возможно, могут охотиться, желая отомстить, последователи погибшего революционера.

— Нет, мы альбигойцы, — успокоил его Кот. — Мы верим в изначальную добропорядочность всех живых существ, которые, по нашим представлениям, не склонны к корысти и стяжательству, а потому просто мечтают поделиться с нами по-братски всем своим имуществом. Если же кто-то, к несчастью, еще не проникся этим великим учением, мы перегрызаем ему горло, дабы в следующей инкарнации его душа возвысилась до нужных морально-этических высот.

— И в данный момент, — перебила его Лиса, — мы идем на Кладбище Дураков, где, по слухам, на могиле Мавродия, Короля Идиотов, происходят выдающиеся вещи: если зарыть в землю один золотой — на следующее утро их будет уже два. Если же быть мудрым и подождать еще сутки — то золотых станет уже четыре, через неделю, как нетрудно подсчитать, их будет уже сто двадцать восемь, а через месяц — что-то около миллиарда. Главное — не сидеть дольше тридцати двух дней, а то у могилы случается переполнение и счет обнуляется.

— Я - ученый-постмодернист, и привык доверять цифрам, — загнусавил Кот. — Представь, Бутиратино…

— Буратино, — механически поправил тот, восторженно ловя каждое слово Кота-постмодерниста.

— Ах, да. Прости, Барбитурино. Так представляешь ли ты, сколько добра можно сделать, обладая такими деньгами?

— Пожалуй, я смог бы купить Папе Карло новые сапоги, — задумчиво выдавил из себя Буратино. Лиса Алиса зашлась противным сухим кашлем.

— У меня появилась замечательная идея, — прошептала Алиса на ухо Коту. — Мой план таков: мы зарываем тебя в землю, на два метра вглубь под могильной плитой короля Мавродия. Буратино закапывает на небольшой глубине свои деньги. Ночью, когда он уснет, ты подкапываешься к ним снизу и забираешь их, а потом я раскапываю тебя сверху и мы быстро линяем.

— Зачем так сложно? — удивился Кот.

— Потому что простые планы всегда в реальности оказываются гораздо сложнее, чем предполагалось, и наоборот, — терпеливо объяснила Лиса. — Кроме того, тебе, как писателю-постмодернисту, будет крайне полезен опыт терминального состояния между жизнью и смертью. Танатология в чистом виде. Все остальные коты-постмодернисты лопнут от зависти!

— Да, ты меня убедила, — согласился Кот.

Буратино, хоть и был насквозь деревянным, оказался существом более предусмотрительным, чем того хотелось бродячим альбигойцам. Он рискнул зарыть в землю всего один золотой.

— А чего это он такой… нежелтый? — подозрительно поинтересовалась Алиса.

— Потому что на него никто не ссал, — заученно ответил Буратино, — и к тому же, это оптический эффект лунного освещения.

Он утрамбовал ямку и уселся на ней — абсолютно неподвижно, как и подобает маленькому деревянному киборгу. К пяти часам утра Лиса Алиса с ужасом поняла, что малолетний мерзавец не спит. Вообще. Никогда.