Приключения парижанина в Океании

Два полисмена, уложенные на землю кулаками бандита, хотя и вынуждены были отказаться от преследования, но утешились при виде Фрике, в котором видели сообщника Сэма Смита. Австралийский арест отличается от французского тем, что полисмены относятся к задержанному не грубо, а с уважением и добродушием. Там не знают menottes, как французы называют ручные кандалы, а предоставляют задержанному относительную свободу, справедливо полагая, что бежать по дороге бесполезно, а бежать в лес, где из-за отсутствия дичи можно умереть от голода, бессмысленно. Если же вспомнить, ко всему этому, о черном следопыте, то станет очевидно, что бегство при таких обстоятельствах почти немыслимо.

Поэтому наши полисмены, с чисто английским аппетитом подкрепившись сытной закуской, преспокойно легли отдохнуть и крепко заснули под сенью деревьев, громадные очертания которых скоро потонули во мраке. Фрике, которому гуманно предложили большое одеяло, завернулся в него и улегся, как человек, собирающийся изрядно выспаться после треволнений дня.

Лошадей стреножили и привязали к дереву, задав корму.

Ночь надвигалась быстро. На небе появились звезды. Тишину маленького лагеря нарушал только храп спящих. Хотя полисмены спали настороженно, вполглаза, глубокое дыхание показывало, что сон очень крепок и что их не скоро добудишься.

Вдруг одна из лошадей прекратила есть и шарахнулась в сторону.

— Тпру!.. — окрикнул ее хриплым голосом один из отдыхающих.

По густой траве послышался быстрый галоп. Англичане и негритос моментально вскочили. На земле смутно виднелся черный силуэт Фрике, завернувшегося в одеяло.

— Эй!.. Лошади ушли!..

— Вместе с арестантом, — проворчал один из полисменов, пиная ногой пустое одеяло.

Лошади, кроме одной, стояли на прежнем месте. Англичане проворно распутали их и, вскочив в седло, дали лошадям шпоры, решив не править, а довериться инстинкту животных. Негритос остался один, так как его лошадь была угнана.

Почувствовав шпоры, несчастные лошади вскочили на дыбы, жалобно заржали и повалились на землю, увлекая за собой всадников.

ГЛАВА III

Фрике забавляется. — Бегство. — Убийство лошадей. — Взялся за гуж — не говори, что не дюж. — Фрике в форме полисмена. — По лесам Австралии. — Фрике понимает, что сила имеет свою хорошую сторону. — Золотой прииск. — Лагерь диггеров. — Закон Линча. — Фрике хочет помешать самосуду. — Кстати или некстати, но он снимает повешенного с петли. — Ловкий удар. — Вероятные последствия выстрела.

Пока полисмены, ругаясь, как немецкие извозчики, старались выпутаться из порванной сбруи и выбраться из-под лошадей, которые никак не могли встать, Фрике мчался по лесу с быстротой молнии.

— Вот еще! — говорил он сам себе, смеясь как сумасшедший. — Так я и стал сидеть с поставщиками для виселицы! Как же! Держи карман!.. Да хоть бы за что-то взяли, а то не угодно ли: в компании с лесовиком! Этого еще недоставало! Да я не был бы Фрике-парижанином, если бы не удрал от них. Воображаю, какая теперь у них кутерьма! Конечно, я поступил с ними немножко круто, но разве это моя вина? Впредь им наука: не трогай честных людей, умей отличать их от мошенников. Поделом им, даже если они себе спины сломали. Вот лошадей жалко: те не виноваты ни в чем. Это с моей стороны настоящее убийство. Жаль, что черномазый вышел сухим из воды, а хорошо бы сделать ему внушение, чтобы он, бегая ищейкой, умел различать, кого следует беспокоить, кого нет. В сущности, я провел время недаром: побил Сэма Смита и приобрел великолепную лошадь… правда, не очень честным способом, но что же делать? Уж так пришлось!.. Эй ты, сивка-бурка! Пошевеливайся! Помни, что ты удостоился чести нести на себе друга Пьера де Галя, и скачи во весь дух прямо на север.

Фрике действительно поступил с полицейскими не только круто, но даже непозволительно. Завернувшись в одеяло, он долго смотрел на звезды, мечтая о бегстве и слушая, как храпели почтенные полисмены. Он решил, что чем проще будет способ бегства, тем лучше. Обдумав и взвесив все как следует, он тихонько вынул из кармана ножик, беззвучно открыл его и пощупал острие, стараясь не произвести ни малейшего шума.

Темнота ночи способствовала замыслу, для которого требовалось много осторожности и самой отчаянной смелости. Терпеливо, как краснокожий индеец, он после целого ряда незаметных бесшумных телодвижений сумел выбраться из-под одеяла, которое сохранило такую форму, как будто под ним по-прежнему лежал человек. После этого он пополз по траве к лошадям и, добравшись до них, тремя движениями ножа перерезал у трех из них поджилки. Полисмены безмятежно храпели, ничего не слыша и не подозревая.