Приключения парижанина в Океании

Мак-Куллох исчисляет эту убыль в один процент в год.

Больше всего золота и серебра извлекается из обращения именно собиранием сокровищ, кладами.

Крестьяне Европы зарывают в землю огромное количество монет, но сколько прячут их народы Азии и Африки — и сосчитать невозможно. Ни Азия, ни Африка никогда не возвращают назад полученное золото.

По достоверным свидетельствам, в Марокко можно найти до двух миллиардов зарытого драгоценного металла.

Есть основания предполагать, что в Поднебесной империи зарыто в четыре раза больше.

Китайцы превращают в слитки любое золото, какое только найдут. Они используют их во внутренней торговле или зарывают в землю. Той же участи подвергаются монеты и золотые вещи.

Неудивительно ли, что золото, с трудом добытое из земли, снова зарывается в землю. И кем же? Теми, кто больше всех его любит!

Но оставим все эти миллиарды и вернемся снова в Австралию, собственно, в Викторию.

Цивилизация этой богатой и обильной страны отчасти носит американский характер, как оно, впрочем, и должно быть. Виктория делится (по карте) на десять графств и имеет пятьдесят пять избирательных съездов, шесть избирательных советов, пятьдесят пять муниципалитетов. Ее недавно возникшие города Эмералд-Хилс, Фицрой, Тоттенхэм, Праран, Джилонг, Сандхерст насчитывают каждый от восемнадцати до двадцати пяти тысяч населения. Вместе с тем это страна противоположностей. С одной стороны, например, город Мельбурн, имеющий тридцать газет и журналов, столько же банков, четыре театра, роскошный ботанический сад и даже вытрезвитель, а также множество учебных учреждений, храмов и молелен, с другой — лес бесконечный, дремучий, начинающийся сразу же за последним домом в городе.

Несколько часов ходьбы — и можно очутиться в полнейшем уединении. Еще несколько дней ходьбы — и можно прийти в пустыню, еще более страшную, чем любая песчаная степь. Беда эти необозримые пустынные пространства! Пропадет в них человек, пустившийся в путь, не зная местных условий! Хорошо еще, если он выйдет хотя бы на простейшее жилье, подобно нашему герою, а то может умереть с голоду среди всего этого бесплодного великолепия.

Фрике попал в одно из недавно открытых мест, куда успели проникнуть еще только первые пионеры, прокладывая путь тысячам будущих золотоискателей. Золотая лихорадка достигла здесь самой высокой точки. Жаждущие наживы толпились, толкались, рыли землю, промывали песок. Бородатые, нечесаные личности в грязных лохмотьях переносились с места на место, держа в руках щупы, а за поясом — револьверы, нередко забывая даже поесть, хотя бы наскоро. И ни зной, ни дождь, ни болезнь, ни усталость не могли охладить их рвения, результаты которого трудно предугадать.

Какой-то кузнец расположился с переносной кузницей. Он за сто франков чинит щупы, у которых сломалось острие. За ту же цену сапожник чинит сапоги, разбитые ходьбой по твердому полю. Распивочные полны народа, и под вечер прилавки там буквально засыпаны золотой пылью, которой внезапно разбогатевшие искатели щедро расплачиваются за напитки, химический состав которых не поймет ни один химик. От них пахнет и аптекой, и лабораторией — всем, чем угодно.

Известна страсть англичан и американцев к лекарственным микстурам. Пьяницы в Сити просто упиваются напитком из смеси опиума и эфира, а если смешать в равных дозах корицу, сахар, пачули, имбирь, спирт и одеколон, то американцы за это отвратительное питье с радостью заплатят неслыханную цену.

В ту минуту, когда Фрике, снявший повешенного с ветки эвкалипта, спрятался вместе с ним за свою смертельно раненную лошадь, хмель разом выскочил из голов разъяренных искателей золота. Они предвкушали драму, кровавую драму. Англичане заранее кричали «ура!».

Фрике окружила ревущая толпа. Он уже видел сверкающие ножи, слышал щелканье курков револьверов. Парижанин был на волосок от гибели.

Казалось, это было последним и окончательным приключением Фрике. Ему оставалось одно: сделать несколько выстрелов из своего штуцера, потом пустить в дело приклад и как можно дороже продать свою жизнь. Вдруг раздался чей-то громкий и грубый голос:

— Посторонись!.. Эй, друзья! Я знаю этого джентльмена и ручаюсь за него. Вы, там, не стрелять! Не то я не несу ответственности за последствия.

Фрике, снявший повешенного с ветки эвкалипта, спрятался вместе с ним за свою смертельно раненную лошадь.

При этих словах Фрике выглянул из-за своей лошади и, молодецки закинув штуцер за плечо, радостно воскликнул:

— Да это месье Сэм Смит!.. Душевно рад вас видеть!

— Сэм Смит собственной персоной, мистер Фрике. Сэм Смит тоже несказанно рад встрече с вами и чувствует себя счастливым, что ему представился случай с вами расплатиться.

Лесовик подошел к французу и улыбнулся во весь рот. Его лицо было сплошь покрыто синяками. Толпа почтительно расступилась перед великаном.

— Расплатиться, месье Сэм Смит? Но за что же? — спросил с удивлением молодой человек.