Приключения парижанина в Океании

— Хорошо, сэр, отлично, — ответил Андре. — Я вас понимаю. Мы взлетим на воздух, да?.. Так да здравствует Англия и да здравствует…

— Да здравствует Франция! — докончил почтенный джентльмен.

Андре почтительно снял шапку перед английским флагом, бессильно повисшим на флагштоке. Сэр Паркер прибавил:

— Мы еще успеем поднять французский флаг рядом с этим. Я тоже хочу отсалютовать благородному знамени вашей родины.

Вдруг на корабле произошло что-то необыкновенное. Негодяи, которых не смогла остановить уловка Фрике, отхлынули назад. Самые храбрые бросились в море. Что случилось? Откуда-то пришла помощь? Нет. Или, если хотите, да, но только подобная помощь хуже подкрепления.

Палуба яхты горела. По ней текли потоки пылающей жидкости. Это спирт, пролитый по ошибке вместе с вином и загоревшийся от последнего выстрела Пьера.

Для «Конкордии» нет спасения: на воде — остервенелые демоны, на палубе — пламя.

Заметив свою страшную ошибку, Фрике побледнел как полотно.

— Господин Андре, — воскликнул он в отчаянии, — что я наделал! Я хотел вас спасти и… погубил.

— Успокойтесь, — перебил его сэр Паркер. — Вы только опередили меня: я сам хотел взорвать яхту.

— Но я вовсе не хочу быть взорванным. Зачем? Этого не нужно. Мы должны жить!

По ней текли потоки пылающей жидкости

— И попасть живыми в руки малайцев, которые предадут нас самым лютым пыткам?

— Не бывать этому! Говорю вам: не бывать! Во что бы то ни стало мы должны жить! Вы знаете, как мы здесь оказались?

— Нет.

— Так знайте же: по одной чрезвычайно важной для нас причине мы ехали объявлять войну борнейскому радже.

ГЛАВА II

Фрике тушит пожар. — Возобновление военных действий. — Спасены! — «Конкордия» поднята волнами. — Почему на яхте столь малочисленный экипаж. — Угля нет. — Фрике берется развести пары за один час. — Фрике-машинист. — Фрике — мастер на все руки. — Похвала, которая не соответствует истине. — Чем на досуге занимаются даяки. — Еще головорезы. — Любопытство антрополога, воспринятое очень своеобразно.

Фрике не был хвастуном. Он просто принадлежал к людям с пылкой фантазией и был мастером выдумывать самые смелые проекты.

Фраза, которую он произнес сдавленным голосом при виде яхты, оказавшейся меж двух огней, удивила англичанина, хотя его нелегко было удивить.

«Мы впятером ехали объявить войну борнейскому радже!» При других обстоятельствах сэр Гарри Паркер просто пожал бы плечами и подумал, что перед ним хвастун либо сумасшедший. Но он успел оценить Фрике по достоинству. Его поведение во время сражения было безукоризненным. Он продемонстрировал невероятную сообразительность и находчивость. То же можно было сказать и обо всех товарищах Фрике. Сэр Гарри понимал, что их объединяет общая цель, воодушевляет общее чувство, и допускал, что при таких условиях для пятерых преданных друзей даже невозможное может если не быть, то казаться возможным.

Уверенность заразительна. Сэр Гарри забыл о громадной разнице между монархом, столица которого насчитывает пятьдесят тысяч жителей и который составляет законы, подчиняющие целый миллион подданных, и пятью французами, которые объявили ему войну. Он не только уверовал в этот безрассудный поступок, но даже стал считать возможным его успех.

И то сказать, разве в новейшей истории Борнео нельзя найти подобного прецедента в лице англичанина Джеймса Брука, который в 1841 году сделался раджой Саравака и занимал это место до 1865 года?

Все это промелькнуло в голове сэра Гарри Паркера, и он ответил парижанину коротким «all right!». Но Фрике уже исчез. Не заботясь о разбойниках, которые с криками плавали вокруг яхты, не думая о тех из них, которые продолжали висеть с внешней стороны борта, парижанин собрал команду и принялся тушить пожар. Были использованы все швабры, какие только нашлись. Из кладовой принесли несколько запасных парусов. Поставили пожарную трубу, герметически закрыли все люки.

Швабры намочили и разложили вокруг горевшего места, чтобы остановить распространение огня. Фрике работал за четверых и все время без умолку сыпал прибаутками, как настоящий парижанин, который способен балагурить даже в минуту крайней опасности.