В пятидесяти метрах от него, испугавшись выстрела, билась прелестная молодая лошадка, привязанная за лассо к колу. Андре прицелился в ремень лассо и выстрелил. Пуля перерезала ремень, как ножом. Лошадь, почувствовав свободу, хотела было убежать в прерию, но, когда пробегала мимо Андре, он схватил ее за лассо и разом остановил. Лошадь взвилась на дыбы, стала брыкаться. Не обращая на это ни малейшего внимания, Андре подошел, взял ее за гриву и так, без седла и узды, вскочил ей на спину.
Индейские лошади не любят белых людей. Что только не выделывал мустанг под неожиданным седоком, чтобы его сбросить, но неустрашимый француз сидел неподвижно и невозмутимо. Лошадь понемногу успокаивалась.
Вдруг остановилась, вся дрожа, что-то жалобно проговорила, согнула колени, опустилась на задние ноги и легла пластом на землю.
Андре успел вовремя соскочить. Индейцы были изумлены. Белый Охотник одним давлением ног укротил за пять минут полудикого жеребца-мустанга!
— Ну что, дедушка? — торжествующе закричал Фрике. — Разве не правду я вам говорил, что другого такого человека, как месье Андре, днем с фонарем не сыщешь?
Индейцы вопили от восторга.
— Они, по-видимому, довольны, — продолжал он в сторону. — Пусть орут. Это все же лучше военных криков!
Индейцы едва верили своим глазам. На Андре смотрели с обожанием. Ни он, ни Фрике не могли объяснить себе перемены в обращении с ними дикарей. Парижанин отвел Того-кто-видел-Великого-Отца в сторону и спросил, что все это значит.
— Краснокожие люди любят силу и храбрость, — отвечал старик. — Тот-кто-видел-Великого-Отца объяснил вождям, что французы друзья индейцам и что жаль убивать без вины таких великих воинов. Вожди пожелали узнать, такой же ли силач и смельчак Белый Охотник, как Железная Рука. Теперь они убедились, что Белый Охотник великий вождь.
— Все это очень мило, но как решили поступить с нами? — спросил Фрике. — Отпустят нас к «каменным сердцам» и отдадут ли нам нашего несчастного товарища?
— Мой сын говорит, говорит, говорит… как птица-пересмешник. Но мое сердце его все-таки любит. Нет, его не отпустят в землю белых людей. Они с Охотником останутся в вигваме. Они женятся на моих дочерях и станут великими вождями нашего племени. Только на этом условии им сохранят жизнь. Что же касается Белого снимателя скальпов, завтра он будет казнен.
ГЛАВА XVII
Скажите, месье Андре, вас не бросает в дрожь от спокойствия, с которым Тот-кто-видел-Великого-Отца распоряжается нашей судьбой?
— Бросает, но что же делать, бедненький Фрике? У нас пока нет выбора.
— Так-то оно так, но все же провести жизнь рука об руку с краснокожей подругой… Брр! В особенности для нас с вами, для таких неисправимых холостяков… Не сказать ли, что мы женаты?
— Это не подействует. Здесь можно иметь сколько угодно жен.
— Черт возьми! Превращаться в индейцев невесело, а жениться на индианках прямо-таки тошно.
— До этого еще не дошло, события быстро сменяют друг друга. Мы пока не знаем, что будет. Покоримся для виду, чтобы позже вступиться и спасти полковника.
Приняв молчание французов за согласие, старик-индеец объявил об этом землякам, они встретили известие одобрительным криком — счастливы были заполучить таких воинов и охотников. Французам предоставили относительную свободу — развязали, забрали от Кровавого Черепа, торжественно водворили в хижину Того-кто-видел-Великого-Отца, где женщины уже готовили пир на весь мир. Краснокожий патриарх был человеком светским, умел жить и не упустил случая представить женихам их невест. При свете солнечных лучей, врывавшихся в хижину, Андре и Фрике увидели двух молодых, но уже поблекших, надорванных работой индианок, некрасивых до такой степени, как только могут быть некрасивы женщины.
— Вот это Желтая Кобыла, — сказал вождь, обращаясь к Андре и указывая ему на высокую девицу с прямоугольной фигурой футляра для часов.
Одета она была в грязные лохмотья, нарумянена и набелена. Смотрела исподлобья, робко и хмуро. Волосы растрепаны.