Приключения парижанина в стране львов, в стране тигров и в стране бизонов

Тем временем негры соорудили из палок, связав их лианами, носилки, устлали дно ветками и листьями. Несмотря на обнаруженную несомненную энергию, путешественница оказалась столь слаба, что едва на них забралась.

Андре распорядился устроить над ней нечто вроде балдахина из листьев, дабы укрыть от солнца во время перехода по лесным полянам.

Отряд тронулся в путь.

Фрике, Барбантон и один из негров остались, чтобы содрать шкуру с гориллы, — Бреванн пожелал сохранить ее как трофей. Справились быстро и уже к вечеру догнали остальных, — они устраивали ночлег.

— Нет у нее ко мне никакого человеческого чувства, — жаловался Дорогой Барбантон. — Ехала такую даль — ради чего? Ради моей подписи!.. Подпись моя ей понадобилась… Ладно. Посмотрим.

— Посмотрим, дружище, но ничего не увидим. Вы храбрец, молод, чина, своего рода теократический монарх у дикарей, которые называют вас «Барбантон-Табу» и чтут, как идола. Но тут вы уступите, я это знаю наперед.

— Посмотрим! Посмотрим! Даю честное слово. Слово Барбантона!

— Я знаю, что слово Барбантона крепко. Но и женщина, учинившая такое, тоже человек не слабый. Вы должны это признать.

Фрике был абсолютно прав. После такой передряги другая чувствовала бы себя совершенно разбитой, мадам Барбантон, несмотря на пятичасовую тряску в неудобных носилках, спокойно восседала под деревом и как ни в чем не бывало с аппетитом уплетала холодное мясо с бананом вместо хлеба.

Такое по силам лишь очень здоровому организму, и энергия должна быть недюжинной.

Госпоже Барбантон было тридцать пять, но она выглядела моложе благодаря полноте, которая разглаживала морщины. Физиономия ее на первый взгляд не казалась симпатичной, но и не производила неприятного впечатления, чему способствовало ее спокойное выражение. При взгляде более пристальном она много теряла.

Несвежая, сероватого оттенка кожа, хотя довольно тонкая, негрубая. Маленькие глазки неопределенного цвета, изжелта- или искрасна-каштанового. Стиснутый у висков лоб только в профиль был недурен, на самом деле — непомерно узок. Нос напоминал и утиный клюв, и морду змеи. Крепкие, жадные челюсти с острыми редкими зубами, тонкие бесцветные губы, заостренный подбородок. В общем, черты неправильные, хотя и не безобразные. Что-то кошачье замечалось в форме и характере головы. В целом впечатление создавалось скорее отталкивающее.

Прибавьте к этому высокий рост, широкие плечи, пышную грудь, большие, хотя и хорошей формы руки, довольно пухлые, с заостренными пальцами и с ямочками на суставах. Барбантон знал по опыту, что эти руки обладают значительной силой…

Такова была эта женщина — сдержанная, не болтливая, не увлекающаяся. Энергии в ней было хоть отбавляй, владела она собой прекрасно. Говорить не любила и, по-видимому, не особенно умела, но все о чем-то, казалось, упорно думала.

Для нее устроили из ветвей шалаш, и она отправилась спать, сделав всем общий легкий поклон. Мужчины поправили костры, подвесили гамаки и тоже улеглись.

Весь следующий день и часть еще одного прошли под знаком упорных трудов — идти приходилось девственным лесом, а это не шутка. Госпожа Барбантон ни на что не жаловалась и не теряла своей удивительной энергии.

Наконец прибыли во Фритаун, главный город британских владений на западном берегу Африки. Город многолюдный, а потому и нездоровый. У предместья Кисси-стрит, где живут почти одни туземцы, путешественница попросила Андре остановиться. Подозвала англичанина, который сопровождал ее в лесу и как-то странно стушевался после смерти гориллы, заплатила ему и отпустила вместе с неграми.

Покончив с этим, обратилась к Андре:

— Я рассчиталась с проводником. Это торговец слоновой костью. Мне его рекомендовал наш консул, чтобы разыскать вас. Хотите узнать, зачем я сюда приехала?

— Сударыня, я к вашим услугам, — раскланялся Андре.

Все уселись под большим манговым деревом и приготовились слушать. Дерево росло на холме, с которого просматривался город.

— Странные случаи бывают в жизни, — продолжала дама. — Представьте, не прошло и месяца после… по… после отъезда моего мужа…

— Так и говорите: после побега, — перебил старый солдат. — Я действительно от вас сбежал.

— Побег так побег. Я из-за слов не спорю.

— Зато спорите из-за другого.

— Позволите вы мне говорить или нет?

— Позволения просит!.. Первый раз в жизни!.. Ну, хорошо, позволяю.

— Так вот, я узнала, что мой лотерейный билет в пользу «Общества поощрения искусств и ремесел» выиграл триста тысяч франков.

— Так что же вы? Получили бы выигрыш, поместили бы денежки под проценты и зажили бы припеваючи… О чем тут еще рассуждать?

— Я так и хотела сделать, — продолжала рассказчица с легким замешательством. — Я тогда же предъявила билет лотерейному комитету.

— И получили выигрыш?

— Нет, не получила.

— Значит, билет не годился?.. Жалко мне вас.

— Билет годился и годится, номер выиграл действительно, но комитет потребовал, чтобы явился мой муж или прислал форменную доверенность.

Старый солдат залился громким хохотом. Фрике кусал губы. Андре призвал на помощь всю свою джентльменскую выдержку и даже не улыбнулся.