Приключения Петра Макарыча, корреспондента Радиорубки Американской Парфюмерной Фабрики "свобода" (СИ)

Благая профессия наркодилера приносила ему неплохой барыш. В Москве у Торчка был собственный угол на чердаке многоэтажки во 2-ом переулке Измайловского Зверинца, как раз по соседству с Трансмиссиевской халупой.

Но всему хорошему, как известно, тоже приходит конец. Во время очередной облавы на "Ширнулся и преставился!" Каравая повязали с поличным, а сдал его не кто иной, как друг Трансмиссий, от которого он утаил выручку за две партии дури.

Через пару недель, добившись от задержанного нужных сведений о работодателях, впрочем, и без того прекрасно известных доблестным советским правоохренителям, Каравая по малолетству выкинули из кутузки, но дорога в "Третий Рим" (так называли Москву представители одноименной политической теории. - Авт.) была ему с той поры заказана.

Трансмиссий проявил себя настоящим товарищем. Он не бросил преданного им корешка на произвол судьбы и более-менее регулярно высылал ему в Вологду пряники с помойки, дырявые кеды, пользованные бритвенные лезвия "Нева", словом, подкармливал "камарада" как мог.

Вырвавшись из отчего дома, Трансмиссий Покрышкин встретил в Вологде, в семье Каравая Аржанникова такой радужный прием, что даже чуток пожалел о своем благородном поступке годичной давности, когда "слил" Торчка.

Родители Каравая, честные хлебосольные работяги с хлебозавода, лезли из кожи вон, привечая сыновнего дружка, лишь бы парни, взявшись за руки, встали, наконец, на путь истины.

Их ожидания сбылись. Ребята всерьез увлеклись автомобильным делом. Для начала они "разули" четыре "Жигуленка", две "Волги" и "Запорожец", затем подрядились подрабатывать в автосервисе, где попутно освоили тяжкое ремесло угонщиков, а когда Каравая призвали на армейскую службу, Трансмиссий остался в семье фактически за сына.

Покрышкин жил у Аржанниковых без прописки, но вологодская милиция его не трогала. На запрос в столичные органы пришла бумага, в соответствии с которой причину, побудившую хлопца покинуть фамильное гнездо, следовало считать уважительной.

Кроме того, отец Каравая, Колос Кукурузович Аржанников, усиленно замаливавший проделки своего отпрыска, был завербован в Тайные Агенты местного Управления Внутренностей и поставлял качественную и своевременную информацию о положении на стратегически важном для страны Советов Вологодском хлебозаводе.

Один раз Колоса Аржанникова даже премировали внутренностями безвременно почившего и забальзамированного попугая жако, верой и правдой передразнивавшего руководство Управления на протяжении тридцати с лишним лет, так как благодаря полученным от заводского резидента разделывательным данным на предприятии была ликвидирована угроза всеобщей пьянки по случаю досрочного выхода на пенсию, в связи с обострением белой горячки, проворовавшегося симпатяги-Директора, всеобщего любимца, тихого параноика и многоженца.

Сраженные страшной новостью, труженики хлебозавода, ведомые Председателем профсоюзного комитета, известным борцом за питейно-закусочные права трудящихся и потомственным агрессивным кретином, наметили сбор у заводской проходной в 18-00.

Каждый боец хлебозавода обязался в знак протеста принести с собой бутылку водки, свежеиспеченную буханку черного ржаного и соленый огурец.

И только благодаря бдительности правоохренительных структур, своевременно проинформированных товарищем Аржанниковым, ситуацию удалось удержать под контролем.

Орудия протеста были конфискованы с переводом на баланс хозяйственного отдела Управления Внутренностей, и ровно через неделю, в юбилей Вологодской милиции, изъятые ценности подверглись принудительному уничтожению доблестным личным составом.

Каравай вернулся с военной службы и передал ратную эстафету названному брату. Настал черед Трансмиссия возвращать Родине должок.

На далеких просторах Забайкалья усадили рядового Покрышкина за баранку "Козлевича", и вот он уже пятый десяток лет в дороге.

- После службы заскочил в родную хату, - приглушенный голос Газоотводовича создавал в автомобиле почти домашнюю атмосферу, - а дверь опечатана. Спалил папаня по пьяни квартиру. И сам угорел, и двух дружков к чертям собачьим подбросил.

Матушка укатила-таки в Ташкент и тоже сгазовалась, так как коммунистического султана упекли за решетку, и его гарем прогорел. Остался я один-одинёшенек, и если бы не моя Улита Дальнозоровна Незабалуева, то давно бы уже кормил червей. Взяла меня баба за член и держит в ежовых рукавицах.

Сразу определила к своему отцу Дальнозору Большегрузовичу, в автоколонну дальнобойщиков. Десять лет колесил по стране, а потом пересел на такси. С тех пор на извозе, с победой демократии - на частном.