Приключения Петра Макарыча, корреспондента Радиорубки Американской Парфюмерной Фабрики "свобода" (СИ)

- Особливо кипятилась ваша фраерша под псевдонимом не то "Настя Каменская", не то "Дина Каминская", клеймившая со слюной на глазу (?? - Авт.) наше Правительство в нарушении прав человека. В стране, дескать, нету свободы слова. Я тебе вот что скажу... - Милицкин Портянкин поднес кулак к носу Макарыча. - Будь моя воля, я бы всех вас вырядил в зэковские тулупы, запер в парилке и дал эдак градусов под триста. - Раскат громового хохота сотряс милицейский медпункт. Чудо-доктор Кубрик Суицидов, ожидающий своего часа с клизмой наперевес, от избытка чувств громогласно выпустил газы. При этом черепашьи очки, обрамляющие наливные свинячьи глазки, съехали на сизый прыщавый нос.

Сержант, между тем, вообразил, что он выступает на всероссийском митинге, и от его обличительной речи напрямую зависит будущее Новой Великой России, погибающей из-за таких скотов, как сидящий перед ним СКОТ в обличье журналюги Американской Радиорубки.

Это было любимое словечко народного заступника. Оно завораживало его немногобуквенностью, емкостью, доступностью для восприятия честными широкими народными массами и справедливостью по отношению к самим скотам.

- Батяня мой, Кумыс Дуботолкович Портянкин, сорок лет отглумился в исправительных колониях, - поведал сержант Милицкин Кумысович Портянкин о малоисследованном факте славной трудовой Портянкинской родословной. - Любил он, правда, и накатить мальца, - весомо добавил папкин сынок. - Последние перед пенсией десять лет измывался тятька в поте лица в Исправительно-Трудовом Учреждении общего режима ╧ 10 при гоуроде-герое Твери (славная приволжская Тверь не входит в плеяду гоуродов-героев. - Авт.).

Потешался он в ней Заместителем Начальника по оперативной работе, а проще - кумом. Так вот, - Милицкин Кумысович извлек из левого брючного кармана засохший кусок черного хлеба, внимательно осмотрел, понюхал и водворил "н/з" на место, - однажды его опаскудила замечательная идея.

Кум Кумыс Дуботолкович предложил сварганить в колонии Храм для зэков, чтобы батюшка на исповедях выведывал у скотов их грязные скотские помыслы и ему доносил. - Сержант опять достал хлеб, аккуратно обслюнявил и столь же заботливо уложил в штанину. - Для начала отыскал батюшка Батюшку. Это был старый прожженный протоирей, завербованный Рыцарством Плаща и Кинжала еще при Сталине. А посля, значит, построили Храм, наводнили его церковной тварью (сержант хотел сказать "утварью". - Авт.), и дело пошло. За посещение Святилища осужденных поощряли дополнительным пинком и внеочередным свиданием с кумом.

После службы - милости просим на исповедь. Вот тут-то они, голубчики, и попадались! - Мозговая извилина сержанта, пронзенная дебильной радостью, звонко хрюкнула. - И в чем только скоты батюшке не каялись!

Один могильный вандал, пожиравший землю на кладбищах, признался, что замыслил на предпасхальной неделе, третьего числа, трахнуть батюшку по лобуку, снять крест и расплавить Сатане на радость.

На следующее же утро благочестивого прихожанина отправили в карцер и отделали так, что он не то что крест, а и пробу со свежей могилки самостоятельно снять не сможет.

Другой, из ясельных педофилов, раскудахтал: "Замыслил я побег, заточил ложку, припрятал ее здесь, батюшка, во-о-н за той иконкой. Через неделю подкопчик будет готов, и в добрый путь! В ясельки да садики, к молодой свежатенке".

Ночью эта самая ложечка под копчиком недоноска и увязла!

А вот была потеха, - от благостных сердцу воспоминаний лоб Милицкина Портянкина зачешуился, а левое веко задергалось, яко баран перед разделкой, - один набожный "медвежатник" похвастался батюшке на исповеди, что закумекал после отсидки встать на путь исправления.

"Вернусь домой - и больше "медвежатничать" ни ногой! Подряжусь во вневедомственную охрану, буду пахать, как оборотень, а в перерывах - кофе, зарядка, молитва, по образцу и подобию знаменитого таганрогского летописца и гармониста Валерьянки Бумбарашевича Златоухина, причисленного за бесчисленные непорочные связи и зачатия к Лику Святых!"

"Кого же ты сторожить-то будешь?" - спрашивает батюшка.

"Деньжата в банке, - растекается по члену (точнее "по древу". - Авт.) завязавший "медвежатник".

"А надолго ли хватит тебя, родненький?" - лезет батюшка елейным голоском к нему в душу.

А тот возьми да и выдай:

"Вам, батюшка, откроюсь как на духу. С полгодика, может, и выдержу, постерегу, а потом баночку по старой привычке как пить дать откупорю! Чтоб я сдох!".

Ну, сдох, так сдох... Сдали благочестивого "медвежатника" самому что ни на есть настоящему косолапому, которого батяня подобрал на лесоповале, когда оттягивался в оренбургской "малолетке", и частенько привлекал к выполнению ответственнейших душераздирающих оперативно-воспитательных мероприятий.

Разбирался бурый и с убийцами, и с грабителями, но всего более полюбился мне случай (батяня ржал над ним до упаду в особо сильном подпитии) с сельским учителем.