Приключения Питера Джойса

— Где, мисс Алиса, чему? Латынь вряд ли произведет впечатление на волков и индейцев.

— Один поэт сказал: «Мой ум есть царство для меня…» Неужели ты всем доволен, Бэк? Что ты за человек, я не понимаю!

Я мог бы ответить, что и сам себя не понимаю. Иногда на меня накатывало, как на Джона Блэнда: хотелось грызть землю и богохульствовать. Но мисс Алисе это знать незачем. Неприличны христианину такие настроения, да и не умею я выкладываться, как Генри, это занятие дворянское. Они, дворяне, чуть палец у них заболит, весь мир об этом оповещают. Вот Питер — это человек по мне!

Он тоже был рад нашему приходу. Сидел, обложившись книгами, над каким-то чертежом, нанесенным углем на бересту. Как он объяснил нам, скуанто по его просьбе сделали карту тех мест, которые им хорошо известны.

— Вас все куда-то тянет, мистер Джойс?

Питер отложил бересту и, добыв в очаге уголек, разжег каменную индейскую трубку.

— Человек не дерево, сэр, — сказал он со своей обычной гримасой. — Корни его не держат.

— Ску-учно, мистер Джойс! — заныла Алиса.

Питер взглянул на нее с удивлением.

— Праздный мозг — мастерская дьявола, — весело ответил он и пустил клуб дыма. — Взгляните вокруг, мисс Алиса. Ведь вам представился редчайший случай изучать природу в ее первозданном состоянии! Можно ли говорить о какой-то скуке, если нас окружают чудеса? Видели ли вы, например, опоссума?

— Я видел, — сказал я. — Эта зверюга носит детенышей на спине — потеха! Я даже не стал в нее стрелять.

— Ну вот, — сказал Питер, и глубоко сидящие глаза его загорелись. — И это только на побережье. А если двинуться в глубь страны, на запад?

Он развернул бересту и, водя по ней трубкой, начал рассказывать. Его белесые непокладистые волосы, с трудом уложенные со лба на затылок, топорщились у шеи колючими косицами; движения были нескладны и резки, длинная фигура вся состояла из углов, однако размашистое пренебрежение Питера к внешности облагораживалось переполнявшими его идеями и планами. Ему было просто некогда думать, как он выглядит, и именно это сообщало его комическому облику высокую простоту. А глубоко запавшие глаза вдруг загорались сумасшедшей мечтой — и вы не успеете оглянуться, как она вас полонит.

Материк Америки огромен, колоссален, ораторствовал Питер, размахивая руками. Мы знаем лишь ничтожную его часть. Дальше, как известно, путь преграждают те самые Голубые, Зеленые и Белые горы, за которые заходит солнце и которые видны отсюда. Ну, а за ними что? Оказывается, индейцы это разведали. За горами, утверждают они, с севера на юг течет величайшая река; их предки прозвали ее Отцом Вод. И сведения об этой реке не лживы, нет: по ней уже плавали какой-то испанец и французские вояжеры — лесные гонцы. А что на севере? На севере льды, говорят индейские легенды, там живет Великий Медведь Мише-Моква, который свободно плавает из океана Холода в море Тепла.

Весь охваченный трепетом, с горящими глазами, Питер поднял кверху трубку.

— Знаете ли, о чем говорит эта легенда? О великом Северо-Западном проходе в Тихий океан. Быть может, о пути в страну Катай!

Что нам до этого Катая? — спрашивали мы себя…

— Как только сойдет снег, отправлюсь на запад, — отрывисто закончил Питер, пыхая дымом. — Скуанто дадут мне проводника. Пойдешь со мной, Бэк?

— Нет, не пойдет он с вами, сэр, — пропела мисс Алиса, оправляя свое платье, которое занимало полблокгауза. — Нет, сэр: он женится на Люси Блэнд и будет воспитывать с ней детей в благочестивейшем духе! По вечерам они будут гнусаво тянуть псалмы и палить из окна в волков… впрочем, волки и так разбегутся от их пения.

Глаза Питера погасли, он свернул свою бересту. Клянусь индейской трубкой: не будь эта девчонка урожденной Лайнфорт, ох и врезал бы я ей по длинной шее! Уходя в бешенстве вниз, я еще слышал, как она жаловалась Питеру: «Юмора — вот чего ему не хватает…» Это мне, Бакстеру Хаммаршельду, чего-то там не хватает? Ах ты спесивая мисс Бездельница, дармоедка нечестивая — и в Англии сидела на нашей шее, и здесь!

Глотнув на крыльце свежего воздуха, я поуспокоился немного и вижу — а с крыльца блокгауза обзор во все стороны преотличный — по всем траншеям к форту идет народ. Гуськом тянутся закутанные женщины с ружьями за спинами, в руках несут корзиночки с вязаньем, под мышкой — библию. Захотелось после обеда почесать языки, ну и заодно набраться философских истин, поумнеть малость. И то сказать: плесневеют мозги-то в зимнем заточении! Вижу, и бабка моя топает сюда во всеоружии: под мышкой складной стульчик и библия, ружье само собой, румянец на щеках так и играет. Это она и есть главная заводила сборищ, которые нашему проповеднику как бельмо на глазу. Я так думаю: ревнует он прихожан к бабке, боится, что померкнет его авторитет. Злится он, а сделать ничего не может, раз ото уже вошло у нас в обычай, все равно что деревенские посиделки.