Приключения Питера Джойса

Воин с рогатой головой продолжал что-то выкрикивать. Это был не кто иной, как наш знакомый — Низко Летящий Ворон. Потом он снова ударил палицей о щит, и из леса вышли вереницей воины, которые несли в руках копья с развевающимися шкурами или тряпками на концах. Процессия обошла наш частокол в стройном порядке, потрясая знаменами. Затем воины вдохновились на какую-то судорожную пляску, во время которой приблизились к частоколу и воткнули копья в землю. Ворон снова сказал речь, после чего воины, оставив свои знамена там, где они стояли, чинно удалились вместе с ним.

— Это что — опахала? — кричали наши. — И впрямь сегодня жарко, льдины — и те обмахиваются веером!

Дурачества прекратились, когда всмотрелись в эти своеобразные значки, торчавшие перед нашими глазами на уровне верхнего среза частокола. С места мне не сойти — это были скальпы! Да, множество скальпов, не менее тридцати-сорока. Человеческие волосы, аккуратно натянутые на обручи с какими-то знаками по краям; в дальнейшем мы узнали, что индейцы рисуют их, чтобы точно указать, как и когда убит владелец скальпа. Так, топорик означал смерть от томагавка, красный круг — что дело происходило днем и так далее. Вот какая обстоятельность!

Ветерок шевелил эти страшные знамена из человеческих волос: русых, черных, каштановых, седых. Были и рыжие. Да, ярко-рыжие длинные волосы, и, конечно, я их узнал. Среди волос, снятых с людей экипажа «Голубой стрелы», был и ее скальп — дамы старинного английского рода, бесславно, нелепо и неправедно погибшей в этих лесах. Из-за чего? Из-за смешной ошибки, из-за неутолимой жажды новых кровавых приключений, из-за гремящей, как набат, мечты, окончившейся лепетом маленького бубенчика. И вся ее великолепная, сверкающая, страшная эпопея, с длинным списком невероятных подвигов и преступлений, ныне отозвалась в моих ушах жалкой болтовней золотой погремушки.

Я наскоро объяснил нашим, что все это означало. Языком своих кровавых символов индейцы рассказывали, что с нами будет. Нас ждет такая же участь, предупредили они, как этих презренных, кровожадных бледнолицых, которые вторглись к ним со своими непонятными речами и нелепыми требованиями. «Смотрите, что сделали с этими белыми! То же будет и с вами!»

— Крышка, — кратко подытожил дель Марш, осмыслив мой рассказ.

— Это суд божий, — добавил Том Бланкет. — Это возмездие. Мы поступали неправо. Но неправо поступили и те, что с корабля вторглись в эти тихие леса с мечом и огнем. Не потому ли свершилось сие гибельное нападение, что ему предшествовал тот корыстный поход?

— Все ясно, — сказал я, заряжая ружье. — Остается ждать помощи с запада.

В лесу загудели барабаны, раздалось ужасное улюлюканье, заныли тетивы, и воздух рассекли десятки стрел. В ответ мы затянули псалом Давида: «В свой срок придет господь — тогда… — Пауза. И — дружным ревом: — …не жди спасенья — жди суда!»

И у этих врагов была та же тактика — выскакивать из-за деревьев, плясать и завывать, пуская стрелы, — но теперь индейцев было много, целое племя абенаков и отряд союзных с ними пекота, человек полтораста. Единственное, чего им не хватало, чтобы с нами покончить, это согласованных действий. Каждый воин сражался сам по себе: лез на частокол и прыгал на нас оттуда, появлялся, где не ожидали, и тут же падал от удара прикладом, от пули. Иногда настроение у атакующих менялось и часть бежала в лес, по пути оборачиваясь и прицеливаясь стрелой в защитников форта или грозя им томагавком.

В такую именно минуту я снова увидел Низко Летящего Ворона с группой старшин. В полном боевом оперенье, не считая нужным прятаться за деревьями, они стояли на открытой поляне в величественных позах и стыдили малодушных, указывая на нас рукой: туда, на частокол! Я сообщил о них Тому Долсни. Том хорошо знал свое дело, он и в Англии имел славу хорошего канонира. Один он действовал у пушки, один он ее наводил. А когда она рявкнула огнем, рассеивая визжавшую по-кошачьи картечь, мы увидели смерть Ворона и смерть его товарищей. Но и нас она посетила. Стрела поразила Томаса Бланкета в грудь. Держась рукой за ее древко, он произнес:

— В руки твои, господи…

В ту же минуту на плечи дель Марша спрыгнул воин огромного роста, вцепившись в него, как рысь. Иомен крякнул, завел свои лапищи за спину и схватил индейца за лодыжки; потом сорвал его с себя и швырнул. Смуглое тело ударилось о частокол и легло к его подножию безжизненным. Дель Марш утер пот, взглянул на лежащего проповедника и сказал свое надгробное слово:

— Крепкий был Том-мельник. Моисей — и то бы его не переспорил!