Приключения по завещанию

И она была права. После наших лазаний, беганий и ползаний, единственное, что мы могли сделать для своих платьев — достойно их похоронить…

— Подытожим. — сказала я — Нам за сегодня нужно сходить на рынок, купить всякой всячины…

— Включая еду для нас и лошади, опилки, удобную обувь, одежду, какие-нибудь сумки-рюкзаки, оружие и тёплый плед. — добавила Саша

— Оружие здесь девушкам не продадут. — сказал Вихрь

— Значит переоденемся в мужчин. — махнула рукой Саша

— И мужскую одежду не продадут!

— Значит украдём! В первый раз что ли?

— Давайте разделимся? — предложила я — Кто-то останется охранять таверну, а кто-то сходит на рынок. Можно и кого-то третьего отправить в разведку, как в городе дела с трудоустройством.

— Тогда пусть Ирбис с Сашей идут на рынок, Катя с Женей остаются здесь, а я поброжу по городу. — сказал Вихрь

— А почему так? — не поняла Катя — Саша с Женей обычно всё переводят.

— А что с Ирбис тогда делать?

— Ничего не делать! Пусть посидит, отдохнёт. — сказала Саша

— Ты ей сестра или я? — удивился Вихрь — Ты её что, не знаешь что ли? Если Ирбис делом не занять, она обязательно в историю вляпается!

— Н-да. — проговорила Катя

— Можно подумать вы в истории не вляпывались. — бросила я

— Не в такие грандиозные. — заметила Катя

— Не в такие грандиозные? — вскинула брови я — А кого первыми демоны поймали?

— Ой, да это так давно было…

Дискуссию мы вели долго. Пока Катя не сказала:

— Да идите вы уже все отсюда! Я останусь.

— Резонно. — согласился Вихрь

На том, как говориться, и порешили. На улицу вышли вместе, потом Катерина вернулась в таверну, Вихрь пошёл на юго-запад, а мы на север. И даже без сломанных лыж!

Саша с Женей молчали. Я не хотела навязываться с общением.

Висел зябкий туман. В городе раскинулись утренние сумерки. По крышам прыгали, звонко напевая, чёрные пушистые птички. По тёмно-голубому переливчатому небу, местами напоминавшему скорее толщу волшебной озёрной воды, нежели небо, плыли взъерошенные синие облака.

Эх, а по пути ли мне с этими сёстрами? При моём внезапном к ним доверии и уважении всё равно непривычно. До этого я постоянно была одна, даже активно коммуницируя. Никогда не существовало тех, на кого я опиралась, от кого зависела, в ком нуждалась, без кого не могла… Я взаимодействовала с миром, наблюдала за ним, пока он наблюдал за мной, но абсолютно не привязывалась к нему. Была я благодарна тому миру? Да, была. Расстроена ли я тем, что в другом мире? Ни капельки. Здесь есть новое, неизвестное, и оно мне притягательно.

Всё, что необходимо было мне для жизни, постоянно находилось внутри меня, в моём таинственном внутреннем мире. Именно там я могла отыскать что-то нужное, поразмышлять, проанализировать ситуацию, и потом вытаскивать эти наработки вовне. Трудно объяснить.

И после подобного образа жизни я затрудняюсь ответить, нужен ли мне кто-то. «Нужен» не в том моём понимании, а в человеческом. И могу ли я вообще испытать хоть что-то человеческое?..

Я отождествляла себя с человеком, и думала, что воспринимаю окружающее пространство как человек. У меня попросту не было примера того, как воспринимать иначе. Своих родителей я считала людьми, а взгляды на жизнь у нас были похожими.

В ничьих головах и мыслях я не копалась, однако со школы стали чувствоваться несостыковки, которые я не замечала. Не настолько глубинно общалась с людьми, чтобы заметить.

А ведь моё поведение часто не укладывалось ни в формат мышления сверстников, ни в формат мышления учителей, мои поступки были для них такими же непредсказуемыми, как разрывающиеся под ногами мины. Они не понимали моей логики, я — их. Кто-то даже говорил, что я ненормальная, пока я собственной персоной это не услышала и наглядно не показала, что хамить вредно для здоровья… Меня, кстати, после этого на учёт грозились поставить, но гроза прошла мимо. Когда вызвали к директору, я настолько нестандартно отвечала на вопросы, что та впала в глубокую задумчивость и спешно меня отпустила.

Не знаю, право, чего она ждала от меня услышать. На вопрос о том, зачем я вывихнула бедному мальчику плечо и выдрала клок волос, я ответила, что делала нашу школу чище. У директора был первый ступор. На вопрос о том, каким же образом это называется «чище» я ответила, что те слова, которыми меня называл сей индивид, не произносят в воспитанном порядочном обществе, следовательно его поведение аморально и данную аморальность надо быстренько ликвидировать, пока никто не увидел и не подумал о нашей школе плохо. Для меня помимо личной выгоды в этом была явная логика! А вот директор второй раз впала в ступор… второй из пятнадцати.

Что я всё о школе? Много там чего было, но ещё больше было вне её стен.

Мурка, кошечка моя… Мы росли с этим чудом вместе. Обе гордые, важные, независимые. Такие разные и такие похожие. Мы с ней никогда не сюсюкались. Сидеть вместе, понимая друг друга по тишине, чувствовать всё вокруг и думать, переплетаясь смыслом… это гораздо ценнее телячьих нежностей.

Из воспоминаний меня выдернули голоса. Шум, гремевший всё ближе, настораживал. Это точно тот же самый город?

Небо светлело.