Доблестный кирасир поразмыслил и со свойственной всему семейству Торнов обстоятельностью заявил что за икону хочет ни много ни мало чин фенрика и тысячу талеров. Сумма не то чтобы являлась для меня не подъемной, но при себе таких денег не было и я, соскочив с коня, сорвал с иконы оклад и отдал серебряную пластину фон Торну, а деревянную часть попу. Когда фон Торн попробовал взмутиться, я отдал ему повод своего коня и объявил что он будет моим залогом.
— Дайте мне вернуться в Новгород, и у иконы будет новый оклад, а вашему коню будет завидовать сам Делагарди! — Заявил я присутствующим.
Забегая вперед могу сказать, что оклад у иконы появился гораздо позже, а мой конь так и остался у фон Торна.
Зима выдалась на славу. Никто не знал, что по льду Чудского озера можно проехать на санях, особенно польские гарнизоны в Эстляндии. Вот, ей богу, дикие люди! Я ведь здесь осенью уже побывал, казалось бы, следовало бы поберечься, но нет.
Среди жителей Пскова, как это ни странно, нашлись желающие пойти ко мне на службу. Во-первых молодые люди которым мало что светило в жизни останься они в родном городе. Средневековье оно везде средневековье, хоть в Мекленбурге, хоть в Пскове. Если твой батюшка кузнец, то и тебе быть кузнецом, а если бондарь, то бондарем. А если у тебя наклонности к отцовскому делу нет, так это никому не интересно. И вот тут появляется заморский герцог со товарищи. Люди его одеты, обуты, сыты, пьяны и нос в табаке. В общем, нашелся местный атаман сколотивший ватагу из таких вот неприкаянных. К самозванцу они, каким то чудом, не прилепились, в городе никому не нужны были, разбойничать пока совесть не позволяла, ну вот и нашли друг друга два одиночества. В смысле я их, а они меня. Атамана сего звали весьма символично Кондратием, впрочем, символично только для меня. Нет пока такого выражения "хватил кондрашка"! Но, я так думаю, что еще будет.
Как я уже говорил, форсировали Чудское озеро на санях, нанятых в окрестных деревнях. Дело это, кстати, не совсем простое. Лед везде разный, где твердый как камень, а где можно и провалится ненароком как псы-рыцари в свое время. Собственно, мне местные для того и нужны были. Оказавшись на вражеском берегу мы форсированным маршем в сторону Дерпта пустив псковских ватажников в авангарде, а за нашими спинами неожиданно запылали рыбачьи деревушки и хутора. Оказывается, у перевозивших нас крестьян накопилось много вопросов к своим соседям, и они решили воспользоваться удачным моментом, чтобы их задать. Честно говоря, не ожидал, но, как говорится, война все спишет. Однако, тревога поднятая раньше времени в нашей ситуации не есть гут. Так что я и следующие за мной драгуны и кирасиры пришпорили коней.
Когда ночью трое всадников постучали в ворота Дерптского замка, это вызвало, разве что, досаду караульных.
— Кого черт принес? — Раздался простуженный голос из бойницы.
— Срочное сообщение пану воеводе! — Последовал ответ. — Открывайте скорее, дело не терпит отлагательства!
— К черту срочное сообщение, которое не может потерпеть до утра!
— Эй, служивый, ты верно плетей захотел? Мы бы и верно подождали до утра, да вот шведы разоряющие округу ждать не будут!
— Кому это вы грозите плетями? Да будет вам известно, что я шляхтич древнего хоть и обедневшего рода и позволю…
— Матка бозка! Да кто же это доумился поставить на часах шляхтича да еще такого бестолкового! Ты хоть на поединок меня вызови, да только дай воеводу предупредить об опасности, а то шведы всю Эстляндию ограбят, пока мы с тобой тут препираемся.
В надвратной башне послышался какой-то шум, пока, наконец, караульщики решили, что от трех всадников беды не случится. Впрочем, открывать ворота они не стали, а пустили путников в малую калитку, куда с трудом можно было протиснуться одному человеку.
— Это кто посмел Каминьского назвать бестолковым, да еще угрожать поединком! — Воинственно воскликнул один из караульных, когда мы с Болеком проникли внутрь башни.
При этом шляхтич принял воинственную позу, что в сочетании с простуженным голосом и довольно непритязательной внешностью делало его чрезвычайно комичным. Его товарищ, очевидно старший, впрочем, одернул своего подчиненного и спросил меня.
— С кем имею честь, ясновельможный пан?
— Великий герцог Мекленбургский к вашим услугам господа! — С поклоном ответил я, выхватывая стилет.
Старший караула имени которого мы так и не узнали умер мгновенно, а воинственному Каминьскому Болеслав недолго думая двинул латной перчаткой в ухо. Рука у моего офицера тяжёлая, а уж одетая в это ужасающее подобие кастета…