Я был как громом поражен, услышав это неприятное известие, и некоторое время не мог вымолвить ни слова. Затем горько пожаловался на неискренность директора, так долго водившего меня за нос, хотя он знал с самого начала, что не может исполнить мое желание. Но его лордство побранил меня за эту вольность, отозвался о мистере Брейере как о человеке достойном и приписал его обхождение со мной забывчивости. Пожалуй, с того времени у меня появились основания убедиться в его плохой памяти, ибо, несмотря на все доводы против такого предположения, я не позволю себе объяснить его поведение иначе.
Лорд Рэттл увидел, как я потрясен этой неудачей. Он предложил помочь мне передать пьесу в другой театр, на что я охотно согласился, и тогда он написал рекомендательное письмо мистеру Белловеру, актеру и премьеру мистера Вэндаля, владельца театра, и посоветовал мне вручить ему трагедию без проволочек. Разумеется, я поспешил в этот театр, где мистер Белловер заставил меня прождать в коридоре целый час, пока допустил к себе, и затем с величественным видом принял от меня пьесу. Он сказал, что крайне занят в настоящее время и прочтет ее как только будет возможно, а меня попросил наведаться через неделю.
Я ушел, немало удивленный надменностью и спесью этого лицедея, который обошелся со мной весьма невежливо; мне пришло на ум, что со времени Софокла и Еврипида достоинство поэта очень пострадало. Но это был пустяк в сравнении с тем, что мне еще довелось увидеть. Итак, мистер Рэндом, я наведался в назначенный срок, и мне сказали, будто мистер Белловер занят и не может меня принять. Через несколько дней я снова пришел, прождал немало и удостоился, наконец, аудиенции только для того, чтобы услышать, что он еще не прочитал пьесу. Рассердившись, я не мог больше сдерживаться, сказал, что, мне кажется, рекомендация лорда Рэттла заслуживает большего уважения, и раздраженно потребовал рукопись назад.
- О! С большим удовольствием! - сказал он театральным тоном.
Он выдвинул ящик бюро, за которым сидел, выхватил какой-то сверток, бросил на стоявший рядом стул и презрительно вымолвил:
- Вот!
Я взял сверток, с удивлением увидел какую-то комедию и сказал, что это не моя рукопись; в ответ на это он предложил мне другую, которая также была не моя! Он подал мне третью, отвергнутую мной по той же причине. Тогда он вытащил целый ворох рукописей, положил их передо мной и заявил:
- Вот здесь их семь... Берите любую. А можете взять все...
Я нашел свою и удалился, пораженный не столько его грубостью, сколько количеством новых пьес, которые, как я заключил, ежегодно предлагаются театру. Конечно, я пожаловался моему покровителю, который отнесся ко всему отнюдь не с тем негодованием, какого я ожидал, попрекнул меня в излишней торопливости и заявил, что я должен считаться с расположением духа актеров, если хочу писать для театра.
- Теперь остается только одно... - сказал он. - Придержите пьесу до следующего сезона у мистера Брейера и летом на досуге переделайте ее по его указаниям.
Передо мной была ужасная альтернатива: либо проститься с надеждами, связанными с трагедией, которая должна создать мне положение и принести деньги, либо печально ждать восемь долгих месяцев в чаянии ее постановки. Как бы ни тяжело было это последнее испытание, но оно показалось тогда предпочтительным, и я вынужден был на него пойти,
Зачем я стану утомлять вас не очень важными подробностями? Я терпел нищету вплоть до того дня, когда кончился мой искус, а тогда я явился к лорду Рэттлу, чтобы напомнить о моем деле, и к великому моему огорчению узнал, что он уже собрался ехать за границу, а - что еще хуже для меня мистер Брейер уехал в провинцию и, стало быть, мой великодушный покровитель не имеет возможности лично познакомить нас, как предполагал раньше; ему оставалось только написать директору весьма решительное письмо и напомнить о его обещании касательно моей пьесы.
Как только я узнал о возвращении Брейера, я отправился к нему с письмом, но мне сказали, что его нет дома. На следующий день, рано утром, я снова пришел, получил тот же ответ, и мне предложили назвать свое имя и сказать о цели посещения. Я так и сделал, вновь пришел на следующий день, и слуга мне сообщил, что его господина нет дома, хотя я видел, как он разглядывал меня из окна, когда я уходил.