За Сельдяной коргой увидели тюленей. Одни лежали на мелком месте, другие появлялись из воды подле самого карбаса. Гришка, все время тревожно поглядывавший на берег, вдруг сказал сержанту: «Убей морского зайца, привезем домой его кожу»...
Выхватив пистолет, сержант взвел курок и, почти не целясь, выстрелил. Ближайший тюлень нырнул, и вода в этом месте окрасилась кровью. Перезарядив пистолет, сержант убил второго зверя. Туши прибоем накатило на песчаный берег.
Высадились у камней, и Гришка повел Щепотьева на Варде-гору. Склон, сходивший к воде, был пологим, с гладко отполированными скалами. Выше росли мелкие сосны, каким-то чудом цеплявшиеся корнями за трещины.
На вершине был сложен из мелких камней гурий, с воткнутым в него шестом. Гришка объяснил, что этим знаком руководствуются те, кто плывут «береговым руслом». Сверху Щепотьев увидел, что между устьем реки, откуда они приплыли, и Варде-горой, там, где недавно свободно прошел их карбас, теперь на несколько верст в море обнажилась отмель, — отлив был в разгаре.
Еще Щепотьев увидел, что параллельно берегу проходит вторая корга. Таким образом, против Варде-горы раскидывался огражденный с трех сторон глубокий залив; для судов он был доступен с северо-запада, где находились мелкие острова.
— Можно ли на большом судне пройти мимо этих островов? — осведомился Щепотьев. Гришка объяснил, что здесь с грузом проходят самые большие поморские лодьи. — А можно отсюда пройти к Соловкам? — спросил Щепотьев. Гореликов подтвердил, что каждый нюхотский кормщик проведет судно от Варде-горы до самых Соловков.
Выяснив это, Щепотьев спустился к берегу. Возвращаться домой во время отлива было невозможно и следовало позаботиться о ночлеге. Щепотьев заметил избушку, притулившуюся под скалой у самого лесочка.
Его удивило, что люди, находившиеся внутри, поспешно покинули избушку: на каменке тлели уголья, а трава, брошенная на лежанку, сохраняла еще отпечаток человеческого тела. Кроме того, на притолоке подле окошка остался рожок с порохом, а в углу стоял зеленый сундучок, расписанный цветами, Щепотьев решил, что, пока обитатели избушки не вернутся, он переждет у костра.
В котелке над огнем закипела похлебка. После еды Щепотьев снова поднялся на гору. Обратно он спустился, когда уже начало темнеть. Скрывшиеся люди не возвратились, и Щепотьев послал солдата подготовить избушку к ночлегу. Вернувшись, тот доложил, что сундучка там больше нет и пропал рожок с порохом.
В сумерках невозможно было разбираться в следах, и Щепотьев отложил это дело до утра; он только подумал, что обитателей избушки напугали выстрелы.
На берегу развели большой огонь. Девушки снова запели, и на этот раз уже громко.
Щепотьев сидел у огня, слушая пение. Невольно он задумался. Вся жизнь проходила у него в разъездах. Петру он начал служить еще мальчишкой в Потешном полку, в селе Преображенском под Москвой. С тех пор ему не было покоя.
Своей семьи Щепотьев не завел. Глядя на Дарью, он думал: «Хорошо, если бы вот такая девушка вышла за меня замуж». Он взял Дарью за руку, отчего та смутилась.
Щепотьев спросил, — вышла бы она за него замуж? Вот он к ней посватается, а «сватом у него будет сам царь», что она тогда сделает? Дарья ответила, что мать никогда не отдала бы ее за царского вельможу, — и она высвободила руку.
Щепотьев рассмеялся: ему еще далеко до «царского вельможи», — он был только простым исполнителем замыслов Петра. У царя есть действительно вельможи, но они-то не посватаются к поморской девушке.
Но все же он хотел узнать, почему Дарья не пошла бы за него. Еще больше смутившись, девушка сказала:
— Спросите мамушку, она сидит тут, можно ли мне пойти за вас замуж.
Щепотьев только сейчас узнал, что женщина, отправившаяся вместе с девушками, — мать Дарьи. Он спросил ее про дочь и получил в ответ, что, если сам царь явится сватом, отказать ему она, конечно, не сможет. Но «до бога высоко, до царя далеко», — никогда царь не приедет сватать поморскую рыбачку. Шуткой она отводила казавшиеся ей назойливыми домогательства сержанта.
Щепотьев подумал, что в одном она ошибается: царь Волостку посетит, и возможно, в скором времени, — но вслух этого не высказал. А мать девушки добавила, что у Дарьи есть уже жених, за него она и пойдет.
— Не Кирилл ли это Поташов? — невольно спросил Щепотьев.
Ему ответили, что жених — Семен Поташов, который сейчас «по обещанию» находится в Соловецком монастыре. Когда вернется, — сыграют свадьбу.
Иного мнения придерживался Гришка Гореликов. Он был уверен, что никогда Дарья не станет женой Семена; выйдет она за Кирилла, — об этом он, Гришка Гореликов, позаботится. Но и он своих мыслей вслух не высказал.
Утром Щепотьев разобрался в следах. Из-под скалы около избушки выбивал ключ и почва была сырой, Щепотьев удивился, — следы принадлежали человеку, который был куда выше его, хотя Щепотьев сам был не маленьким. Осведомился у Гришки, не знает ли он в Волостке такого великана, — получил отрицательный ответ.