Приключения Шуры Холмова и фельдшера Вацмана (СИ)

— Ну что там, Вацман, пишет пресса? — завершив в конце концов трудоемкий процесс ликвидации растительности на лице, поинтересовался Шура у Димы, который, уютно устроившись на диване, просматривал свежие газеты.

— Есть кое-что интересное, — бодро ответил Дима, шелестя страницами. — вот, например, сообщение…

— Если это сообщение о том, что в Америке обидели очередного негра, а на БАМе забили очередной болт в шпалу — то лучше молчи! — перебил его Шура, хлопавший по щекам ладошкой, смоченной одеколоном. — Что там есть веселенького по моей части — убийства, ограбления, происшествия и тэ дэ?..

— Поищем, поищем… — невозмутимо ответил Дима. — Ага! Вот, как раз по твоей части: «Происшествия. Вчера на Дерибасовской, в очереди у молочного магазина за кефиром упал в голодный обморок гражданин Цурюпман, работающий, как было установлено позже, зам. начальника отдела продовольственных товаров областного управления торговли. Он госпитализирован с диагнозом „запущенная дистрофия“…»

— Чего?.. — вытаращил удивленные глаза Холмов. — Какая дистрофия?..

— А вот еще, — продолжал Дима, пряча за газетой ехидную улыбку.

— «Пресс-служба УВД сообщает. Уличенный в крупных хищениях зав. производством столовой номер 67 Коркин в порыве отчаяния пытался покончить с собой, съев три мясных салата „Пикантный“, изготовленных в этой же столовой. Но скрыться подобным образом от правосудия ему не удалось: после промывания желудка Коркин предстал перед судом…»

— Хватит дурачиться, Вацман, — усмехнулся Шура, поняв, наконец, что Дима его разыгрывает. — Тоже мне, Ильф и Петров выискался. Вернее, Булгаков: тот тоже врачом был, правда, доученным…

Еще в институте у Димы появилась малообъяснимая тяга к литературному творчеству, преимущественно в жанре юмора и сатиры. Теперь, с накоплением жизненного опыта и впечатлений, эта тяга превратилась в манию. Он писал рассказы, пьесы, миниатюры и рассылал по редакциям центральных изданий. С одинаковым результатом: в лучшем случае оттуда приходили до отвращения любезные, стандартные отказы. Так что пока Шура оставался его единственным читателем, вернее, слушателем.

— Что там за бортом? — поинтересовался Холмов, увидев, что Дима отдернул шторы и выглянул в окно. — Как погода?

— Дождь закончился, из темного царства туч, усиленно работая локтями, пытается выбраться древнее светило Гелиос, — высокопарно сообщил Дима, посмотрев на небо. — Кажется, это ему удается.

— Может, тогда прошвырнемся в город? — предложил Холмов. — Людей посмотрим, твои фирменные джинсы народу покажем, в киношку сходим… Развеемся, одним словом, а то я что-то закис в этой дыре… Дима, у которого сегодня был выходной, охотно согласился. Наскоро попив чаю, они оделись и вышли на улицу. Было пол-одиннадцатого утра — то самое время, когда честные труженики уже давно разошлись по рабочим местам и настал час выползать на свежий воздух тунеядцам, отпускникам, работникам свободных профессий и алкоголикам. Один из ярких представителей последней категории граждан как раз и попался навстречу Диме и Шуре, когда они не спеша брели на трамвайную остановку. Это был мужичонка, вымазанный в липкой грязи до такой степени, будто он только что вылез из бетономешалки. Бедолагу швыряло во все стороны с такой силой, словно он шел по палубе корабля, попавшего в десятибалльный шторм, поэтому для сохранения равновесия мужичок широко расставил руки, как пацан, играющий в самолет. В данный момент пьянчуга пытался выполнить сложнейшую процедуру — попасть в открытую настежь входную дверь подъезда своего дома.

— Заход на посадку по приборам в сложных метеоусловиях! — оживился Холмов, который в армии служил в авиации. — Пройден дальний привод… возьми пять градусов влево, поправки на ветер, — комментировал он, глядя на приближающегося к двери мужика. — Идешь правее полосы… Эй, уходи на второй круг! — крикнул вдруг Шура, но было поздно: пьянчуга проскочил мимо двери и со всего маху треснулся физиономией о стену. Осоловело глядя перед собой, он постоял с минуту на месте, затем попятился назад и под улюлюканье покатывающегося со смеху Шуры повторил заход. На этот раз он оказался более удачным, и мужик скрылся в парадной.

— Есть касание! Выпускай тормозной парашют, — не унимался Холмов. — Впрочем, сейчас тебе жинка его выпустит… скалкой, — добавил он. — И где же ты, родной, так нажрался с утра?

— Это еще с вечера… — неожиданно послышался из подъезда утробный голос. Шура, не в силах больше смеяться, юлько покачал головой, и они с Димой побежали, дабы успеть на приближающийся к остановке трамвай.