Приключения сионского мудреца

Оставшись один на один со своей депрессией, я стал искать пути выхода из неё! Обратился даже за помощью к врачам. Медицина и здесь меня разочаровала! Врачи меня просто не понимали, не понимали, что я, вообще, от них хочу! Температура и анализы нормальные! Дальше лекарств ничего себе не представляли и прописывали разные настойки. Я как-то сам, подсознательно понял: выход — в физической активности! Надо отвлечь организм от эмоциональной нагрузки! Стал заниматься с тяжестями, почувствовал: чем больше физическая нагрузка — до пота, тем ощутимее приходишь в себя! Больше чувствуешь своё «я»! А при депрессии это «я» — личность в спячке! Я, конечно, действовал вопреки правилам медицины, приписывающей при язвенной болезни душевный и физический покой. Но я уже хорошо представлял себе уровень врачей и медицины и понял: в своих проблемах лучше разберусь, чем примитивные врачи. Глупо думать, что можно создать душевный покой, оградив себя от внешних раздражителей. На смену внешних раздражителей придут ещё более разрушительные внутренние, в особенности чувство неудовлетворённости собой. Физическая активность мне давала многогранный выигрыш: во-первых, чувство деятельности; во-вторых, очаг положительного возбуждения, который вытеснял навязчивые мысли, чувства; и в-третьих, у меня стали расти мышцы, я стал лучше выглядеть! Это улучшило эмоциональный фон, появилось чувство удовлетворения собой, желание действовать, выходить на улицу. Через полгода я привёл свои мышцы в такое состояние, что мог уже ими удивлять друзей! Вот тут и появился вновь Гена и тоже стал заниматься гантельной гимнастикой. Глядя на его хилую фигуру, его мать говорила: «Лучше бы занялся чем-нибудь полезным, бездельник! — и добавляла с презрением: — Борец Бамбула — выжимает два стула!».

Что положительного мне дала язвенная болезнь — это освобождение от армии, я получил военный билет с формулировкой: «Не годен к воинской службе в мирное время, со снятием с воинского учёта!». Гена опять мне позавидовал и стал думать, как и ему освободиться от армии. Наших друзей уже прибрали в свои ряды Вооружённые Силы: исчез Стасик, не стало Владика, пропал Витя, в общем: «Иных уж нет, а те далече, как Сади некогда сказал».

Судьба опять меня свела в одну упряжку с Геной, «моллюск» вновь прилип! Гена стал со мной советоваться, как ему отделаться от армии. Советовал ему разные болезни попытаться изобразить. И вдруг меня как-то осенило: «Послушай, почему бы тебе не изобразить шизофреника? Тем более что тебе притворяться особенно не придётся, это у тебя и так получается. Будь самим собой, а главное — больше рисуй! А твоя мама пусть обратится за помощью к психиатру, скажет, как есть, что сын ненормальный, дебил! Она ведь и так, справедливо, это считает». Вначале Гена надулся, а затем рассмеялся и сказал, что так и сделает. Через несколько дней Гена торжественно объявил: «Еду с мамой в Житомир, в областную психбольницу на консультацию!». В Бердичеве психиатры не водятся, Гена был взволнован, боялся разоблачения, тем более, как выяснилось, психиатр был евреем. «Да, — посочувствовал я, — евреи в таких делах — это самое неприятное — любят во всём дотошно копаться!» Но с другой стороны, может, и не так плохо. Разобравшись, может и не продать, кроме того, будет бояться взять на себя ответственность заявить, что ты здоров, а вдруг ошибся? А евреи — народ, который любит сомневаться! «А самое главное, — уже решительно заявил я, — ты ведь действительно дурак! Так что же ты боишься?!». Гена настолько был озабочен, что не возразил, а только посмотрел на себя в зеркало. «Ну, вот, ты и сам видишь! — заключил я. — И не бойся, запомни, будь самим собой, и всё будет в порядке! Главное, не притворяйся, это может создать впечатление, что ты нормальный, потому что будешь умнее выглядеть!». Я хоть и шутил, но понимал, что это действительно так, чем меньше будет что-то изображать, тем более, со своими скудными артистическими способностями, будет естественнее. А советская психиатрия любого художника с удовольствием объявит шизофреником, если он рисует в непривычной манере. «А если психиатр мне скажет, что я притворяюсь?» — настаивал Гена. «Посмотри на него тупо, как ты это всегда делаешь, а главное, ничего не отвечай!» — посоветовал я. «Как?» — переспросил Гена. «Ну, так, как сейчас! — ответил я и пожелал ему успеха. — Возьми с собой пару картин и покажи психиатру! Это повысит твои акции, а если положит в больницу, то и там рисуй!».