Приключения слов

Флоридо остался верен обещанию, которое он дал своему учителю, и только в 1535 году решил приобрести славу с помощью этого секрета. Он вызвал на состязание в Венеции пользовавшегося большой известностью в то время математика Тарталеа: каждый должен был задать сопернику три задачи, и Флоридо был заранее уверен в победе, предложив Тарталеа задачи, которые можно было решить только с помощью уравнений в третьей степени. Каково же было его смущение и отчаянье, когда Тарталеа задал ему задачи, которые поставили его самого в тупик! Тарталеа, оказалось, к этому времени сам додумался до правил решения уравнений не только третьей степени, но даже и четвертой.

Эта победа доставила Тарталеа большую славу. Кардан, имя которого сохранилось до сих пор в термине карданное соединение, известном всем велосипедистам и автомобилистам (в значении передача), долго тщетно умолял Тарталеа открыть ему эти секреты, и тот наконец согласился, но при условии, что Кардан поклянется на евангелии и даст честное слово дворянина, что он не разгласит этих знаний и запишет их только тайным шифром, чтобы даже после его смерти никто не мог их узнать. Кардан с готовностью дал требуемые клятвы, и Тарталеа вручил ему свою рукопись, в которой стихами (для лучшего запоминания) изложены были правила решения уравнений – самих доказательств Тарталеа не дал Кардану, а, может быть, он и сам не знал их. Однако Кардан вывел эти доказательства и, несмотря на свои клятвы, опубликовал в 1545 году свои открытия, признавая первенство Тарталеа.

Вскоре после этого француз Виета ввел впервые буквенные обозначения для алгебраических величин, причем неизвестные означались гласными а, е, i, о, u, а известные – согласными b, с, d, f и т. д.

Знаменитый французский философ и математик Декарт (XVII в.), создатель аналитической геометрии, пользуется для обозначения алгебраических неизвестных уже буквами х, у, z, опять под влиянием арабской математики, процветавшей в Испании в эпоху владычества мавров. Мавританские ученые с X века называли неизвестное словом шай, или шей, обозначающим по-арабски нечто, и употребляли в качестве алгебраического знака для его выражения первоначально букву арабского письма, произносившуюся ш. Но после завоевания мавританской Гренады испанцами в XV веке арабская культура быстро теряет свою самостоятельность и обособленность, и мавританские и испанские математики, пользуясь уже испанским (общеевропейским) алфавитом, заменили этот арабский знак собственной буквой, имевшей также произношение ш. Этой буквой и был х (впоследствии испанцы стали произносить эту букву как русское х, поэтому имя Дон-Кихота французы, узнавшие его раньше, произносят Дон-Кишот, как и у нас в старину, следуя французскому произношению, называли этого героя). Этим же объясняется то обстоятельство, что часто упоминаемое в английских романах шерри и испанский херес являются одним и тем же вином*. [*Английское sherry заимствовано в XVI веке от испанского vino de Xerez – по названию города Херес; современное написание этого названия – Jerez. (Прим. ред.)].

Знак х, перенятый у испанцев, а также у и z получили общеевропейское значение благодаря знаменитой «Геометрии» Декарта (1637 г.), а вместе с этим и названия этих букв – икс, игрек, зед. И если бы не маленькая странность в порядке обозначения неизвестных, никому бы и в голову не пришло, что введение этих букв для алгебраических целей – свидетельство арабского заимствования.

Нигилист

В романе Тургенева «Отцы и дети» Аркадий Кирсанов так спрашивает:

«–Что такое Базаров? Он нигилист.

–Как? – спросил Николай Петрович.

А Павел Петрович поднял на воздух нож с куском масла на конце лезвия и остался неподвижен.

–Он нигилист, – повторил Аркадий.

–Нигилист? – проговорил Николай Петрович. – Это от латинского нигиль, ничего, сколько я могу судить. Стало быть это слово означает человека, который... который ничего не признает?

–Скажи: который ничего не уважает, – подхватил Павел Петрович и снова принялся за масло.

–Который ко всему относится с критической точки зрения, – заметил Аркадий.

–А это не все равно? – спросил Павел Петрович.

–Нет, не все равно. Нигилист – это человек, который не склоняется ни перед какими авторитетами, который не принимает ни одного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружен этот принцип.

–И что ж, это хорошо? – перебил его Павел Петрович.

–Смотря как кому, дядюшка. Иному от этого хорошо, а иному очень дурно.

–Вот как! Ну это, я вижу, не по нашей части. Мы, люди старого века, мы полагаем, что без принципов, принятых, как ты говоришь, на веру, шагу ступить, дохнуть нельзя. Посмотрим, как вы будете существовать в пустоте, в безвоздушном пространстве».