К счастью Марка, собеседники его не давали ему раскрыть рта и сами вперекрест отвечали за него друг другу, спорили и кричали. Марк помалкивал и прикрывался кружкой. В погребке делалось все шумнее; упоенный общими похвалами, толстяк принялся разглогольствовать, уже не обращая внимания на Марка; тот улучил минуту и укрылся за столбом, затем смешался со вновь входившими посетителями и выбрался на улицу.
На свежем воздухе Марк почувствовал, что рубашка на нем так мокра, словно побывала под проливным дождем; со лба крупными каплями катился пот. Марк вытер его ладонью и, стараясь быть меньше заметным, пустился к своей гостинице. Душа его была в смятении: он на опыте убедился в полном своем невежестве; казалось, что глупее и негоднее его уже нет никого на свете.
Только что Марк вступил на мост, в нескольких шагах впереди него раздался вопль: трое мирно шедших здоровяков вдруг с бранью набросились на попавшегося им навстречу невысокого, щупленького человечка в длинном черном плаще и таком же колпаке и принялись молотить его увесистыми кулачищами; тот хотел бежать, но его ухватили за ворот; высокий, острый колпак слетел с него на землю, чернявая голова замоталась от ударов из стороны в сторону; он брыкался и отбивался как бешеный, но безуспешно. Двое прохожих, сопровождаемых лохматой, серой собакой, остановились развлечься зрелищем; собака с лаем принялась наскакивать на бойцов и хватала то одного, то другого за штаны и куртки; прохожие хохотали.
Марка будто кто вытолкнул вперед.
— Оставьте! За что вы его бьете?!.. — крикнул он и удержал за руку одного из нападавших.
Тот вырвался.
— Проваливай, болван, к сатане!! — рявкнул он, грозя кулаком нежданному заступнику. — Свою морду береги, смотри!!
И без того чувствовавшим себя униженным Марком вдруг овладела ярость. Он схватил ругавшегося за горло и смаху, как куль, шваркнул его об землю; во мгновение ока вслед за первым, как арбузом, кокнулся головой об мост и второй из нападавших; третий оглянулся, увидал товарищей, в обалдении приподымавшихся с земли, и бросился наутек. За ним, мелькая подошвами, подбитыми гвоздями, пустились струхнувшие зеваки; следом с лаем помчалась собака.
Черномазый метнулся было бежать в обратную сторону, но оглянулся, смекнул, что произошло, молнией подскочил к своим, еще сидевшим, врагам и отвесил каждому по звонкой плюхе; это заставило тех проскакать на четвереньках, затем вскочить и со всех ног понестись обратно в город. Чернявый успел поддать одному из них ногой, затем обернулся к Марку.
— Благодарю вас, синьор!.. — запыхавшись, но торжественно произнес он на плохом немецком языке, держа на отлете правую руку, а левую прижав к сердцу и кланяясь с каким то необыкновенным изгибом. — Славно вы их отделали! — Если бы не вы — не досчитаться бы мне нескольких ребер! Вы вели себя, как рыцарь Роланд!
— За что эти разбойники набросились на вас?.. — спросил Марк; вспышка гнева уже прошла и ему сделалось смешно при воспоминании о людях, бегущих по–собачьи с напряженно–отупелыми лицами.
— Совершенно правильно вы их назвали, — настоящие разбойники! Невинные люди всегда от таких терпят неприятности!.. — черномазый поднял растоптанный колпак, расправил его, почистил и опять водрузил на свою голову. — Одно вам скажу, — не стоит делать добро людям! А как имя синьора и где вы проживаете?
Марк назвал то и другое..
— А меня звать Луиджи!.. — я шарлатан[3] из драгоценнейшей жемчужины мира — из Неаполя!
Марк не знал, что такое шарлатан и Неаполь, но переспросить не решился.
— Еще раз чувствительно благодарю!.. — сказал Луиджи и снова вихнул всем телом, отвешивая вторичный глубокий поклон. — Быть может, и я чем–нибудь услужу синьору?.. — он ощупал себя сзади рукою и любезное выражение на его лице разом превратилось в сердитое.
— Проклятая собака!.. — проговорил. — Штаны почти пополам разорвала! Непременно засвидетельствую свое почтение вам сегодня же!
Новые знакомцы расстались.
ГЛАВА Х
Вскоре после обеда на галерее послышались шаги, затем раздался стук.
— Войдите… — откликнулся Марк.
Дверь отворилась и показалось острие колпака, затем голова и обладатель ее — Луиджи; под левым, совершенно запухшим глазом его красовался обширный синяк; другой глаз блестел и казался крупною черносливиной; на смуглом лице чернели небольшие усики и клинышек бородки.
— Это я!.. добрый день, синьор Марк!!.. — изысканно произнес он, склонив голову к плечу и отставив заднюю часть тела. — Э-э, да здесь больной есть? Это ваш товарищ, синьор Марк?
— Да. Яном его зовут!
— Друг ваш?
— Да!
— А!.. Это уже хуже!!.. — он приблизился к Яну. — Что с вами, синьор?
Ян рассказал, что произошло с ним в горах. Луиджи с важным видом слушал, полузакрыв благополучный глаз и снисходительно поддакивая частыми кивками головы.
— Кости целы?..
— Как будто!..