Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна. Большой сборник

Старик все спрашивал и спрашивал, пока простодушный парень не выложил ему всю подноготную. А старик спрашивал обо всем, что только могло касаться мистера Вилкса: чем занимался Питер? — Кожевенным делом. — Джордж? — Он был столяр. — А кто такой Гарвей? — Пастор, как мы уже знаем. И так далее и так далее. Наконец он спросил:

— А зачем вам понадобилось итти такую даль до парохода?

— А потому, что этот орлеанский пароход из очень больших, и возможно, что, если он будет сильно нагружен, он совсем не пристанет к берегу. Пароход из Цинциннати пристал бы, а этот из Сент-Луи.

— А что, Питер Вилкс был из зажиточных?

— О да! У него были дома, была земля и, говорят, даже от трех до четырех тысяч наличного капитала, спрятанные где-то в доме.

— А когда он умер?

— Вчера ночью.

— Значит, похороны завтра?

— Да, вероятно, около полудня.

— Все это очень грустно, но что же делать? Рано или поздно все мы отправимся на тот свет. Потому мы должны думать о смерти и всегда быть готовыми к последнему часу.

— Да, господин. Это главное. Моя маменька всегда то же самое говорила.

Когда мы подплыли к пароходу, он уже был нагружен и скоро отправился в путь. Но мы здесь не остановились. По приказу короля, я должен был проехать еще милю вверх по реке к одному очень пустынному месту, где мы и высадились на берег.

— Теперь поезжай поскорее обратно, — приказал мне король. — Привези сюда герцога и захвати чемоданы. Если он на другом берегу, слетай мигом туда и доставь его мне. Скажи ему, чтобы он принарядился как можно шикарнее.

Я догадывался, что он затевает, но, конечно, не подал и виду. Когда я вернулся с герцогом, они оба уселись на бревно, и король рассказал ему все, что выведал у парня, решительно ничего не пропустив из рассказа; при этом он старался говорить, как настоящий англичанин. Должен признаться, что у него выходило это довольно хорошо.

— А как ты насчет того, чтобы изобразить глухонемого? Удастся тебе справиться с этой ролью? — спросил он у герцога.

— Еще бы! Для меня это плевое дело. Я столько раз играл глухонемых на сцене!

За все это время мимо нас прошли два небольших пароходика и наконец показался большой, океанский. Мы подали ему знак, и за нами был послан ялик, на котором мы и переправились на борт. Пароход шел из Цинциннати.

Когда капитан узнал, что мы проедем не больше четырех-пяти миль, он пришел в ярость, бранился, проклинал нас и решительно заявил, что на берег он нас не высадит. Но король был спокоен и, не теряя важного вида, сказал:

— Если джентльмены имеют возможность заплатить по доллару за милю, с тем чтобы после их доставили на берег в ялике, то и пароходу не будет убытка, не так ли?

Это заявление сразу смягчило капитана, и он милостиво заметил, что все, конечно, устроит как нельзя лучше. Когда мы доехали до городка, нас доставили на ялике к берегу, и не успели мы высадиться, как толпа человек в двадцать начала с любопытством разглядывать нас, а когда король обратился с вопросом, не может ли кто из здесь находящихся указать, где живет мистер Питер Вилкс, все многозначительно переглянулись, как бы говоря: «Вот видите, не говорил ли я?» И затем один из них очень растроганным голосом сказал:

— Это очень печально, сэр, но мы можем только указать вам место, где он жил до вчерашнего вечера.

Не успел он выговорить эти слова, как старый плут с размаху кинулся ему на шею и стал проливать горячие слезы.

— О боже! Наш бедный брат умер! Не суждено нам было свидеться с ним… О, это жестоко, жестоко!.. О, какая горькая участь!

Затем, все еще всхлипывая, он обернулся к герцогу и стал делать ему руками какие-то бессмысленные знаки. Тот выронил свой чемодан и тоже громко разревелся. Трудно было себе представить более убитых горем людей, чем эти два мошенника.

Все присутствующие окружили их и в самых сочувственных выражениях старались утешить. Кто тащил в гору их чемоданы до самой квартиры, кто поддерживал их под руки, когда они под гнетом горя не в состоянии были продолжать путь. Король расспрашивал о последних минутах брата и различными знаками передавал все герцогу. Оба негодяя казались ужасно печальными и все время не переставали хныкать.

Не прошло и двух минут, как весть о прибытии братьев облетела весь город. Со всех сторон валил народ, и всюду слышалось:

— Ну что, приехали?

— Да, да, приехали, приехали! Да!

Когда мы подошли к дому, вся улица была запружена народом и три девушки стояли у дверей. Мэри-Джен была рыжая, но прехорошенькая! Лицо и глаза ее так и сияли от радости, что наконец она свиделась с дядей. Король встретил девушек с распростертыми объятиями, и они прямо повисли у него на шее. Почти все — по крайней мере все женщины — плакали от умиления.