— Но, милый Том, — сказал я ему, — бог знает, что ты болтаешь! К чему Джиму веревочная лестница? Он даже не будет знать, что с ней делать.
— Ах, какой ты простак, милый Финн! Если ты чего не понимаешь, то и не берись рассуждать. Нужна ли она ему или нет, но он должен воспользоваться веревочной лестницей. Так делает всякий порядочный узник.
— Но что же он станет с ней делать?
— Что делать? Что делать? Спрячет к себе в постель. Так поступают решительно все. И что за беда, если лестница ему не понадобится! Она останется у него в постели как улика. Ведь без улики нельзя. Конечно, тебе что? Ты и не подумал об этом.
— Ну, хорошо, — сказал я, — если уж так нужна лестница, мы дадим ему лестницу. Я не желаю итти против правил. Но я знаю одно: если мы разорвем наши простыни, тетя Салли задаст нам перцу. Чорт с ними, с простынями! Почему нам не сделать лестницу из коры орешника? Она обойдется дешевле, и простыни останутся целы. Ее тоже нетрудно запечь в пирог. А что касается Джима, он в этих делах не знаток, для него сойдет и такая.
— Ах, Гек! Ты такой бестолковый! Слыханное ли дело, чтобы пленники спускались по ореховой лестнице?
— Ну, хорошо, хорошо, делай, как знаешь! Но не лучше ли нам снять ту простыню, которая висит во дворе на веревке?
— Пожалуйста, тогда захвати и сорочку.
— Сорочку? Зачем?
— А затем, чтобы Джим мог вести свой дневник.
— Но Джим не умеет писать!
— Ну так что же? Он отлично сумеет изобразить разные таинственные знаки, а для этого мы смастерим ему перо из оловянной ложки или старого гвоздя.
— Но не проще ли будет, если мы дадим ему гусиное перо?
— Ну, слыханное ли дело, чтобы гуси бегали вокруг тюремной башни! Глупая ты голова! Заключенные всегда мастерят себе перья из какого-нибудь старого железа; а для этого им нужно много времени — недели, даже месяцы, потому что они точат свои перья об стену.
— А чернила? Из чего они делают чернила?
— Многие приготовляют их из ржавчины, разведенной слезами, но это больше подходит для женщин. Настоящие герои пишут кровью. Это же может сделать и Джим. Но когда ему понадобится подать о себе весть, он может написать вилкой на жестяной тарелке и выбросить тарелку за окно. Железная Маска так всегда поступал.
— У Джима нет жестяных тарелок, ему приносят еду в глиняной чашке.
— Это ничего не значит, мы ему достанем тарелку.
— Но кто же разберет, что он там нацарапает?
— Это совершенно безразлично, Гек! Лишь бы он написал и выбросил. Ведь в большинстве случаев узники пишут такими каракулями, что все равно не разберешь ни слова.
— Зачем же портить тарелки?
— Господи, до чего ты глуп! Ведь тарелка не принадлежит заключенному.
— Да не все ли равно!
Он хотел возразить, но мы услыхали звук рога, сзывающий к завтраку, и побежали домой.
Пробегая мимо веревки, на которой сушилось белье, я схватил простыню и белую рубашку и спрятал их в мешок, который тоже подцепил по дороге. Я называл это «взять взаймы». Том сказал, что это просто-напросто воровство. Но так как теперь мы воруем для узника, то в этом воровстве нет греха, и пока мы трудимся для узника, мы имеем право красть все, что понадобится, чтобы освободить его из тюрьмы. Так объяснил мне Том.
Он решил брать положительно все, что мы найдем необходимым для нас. Мне это было наруку, и своим правом я не замедлил воспользоваться. Но каково же было мое удивление, когда Том начал страшно бранить меня за то, что я украл у негра арбуз и съел его! Представьте себе, он заставил меня пойти к негру и заплатить за арбуз, потому что это просто воровство, а мы имеем право брать только то, что нам действительно нужно. Напрасно я старался убедить его, что арбуз мне действительно был нужен, так как я его съел с удовольствием.
— Нет, — говорил он, — ты, очевидно, не понимаешь разницы. Ведь для освобождения Джима арбуз не нужен?
— Не нужен.
— В том-то и дело. Конечно, если бы, например, понадобилось спрятать в арбуз нож, для того чтобы зарезать тюремщика, тогда другое дело, тогда можно.
Я был недоволен таким оборотом дела и перестал понимать, что можно и чего нельзя.
На другое утро, как я уже говорил, мы должны были дождаться, пока все уйдут на работу и двор опустеет. Затем Том стащил мешок с гнилушками в пристройку возле сарайчика, а я покуда караулил дверь. Когда он вернулся, мы уселись на дрова поболтать.
— Ну, теперь все налажено, — сказал он. — Только еще нужны орудия, но это нетрудно достать.
— Какие орудия? — удивился я.
— Как какие? А как ты будешь делать подкопы? Голыми руками? Нет, спасибо!
— Но ведь там есть старые, поломанные кирки и еще другие инструменты, которые можно пустить в дело.
Он посмотрел на меня так грустно, что я чуть не заплакал.
— Гек Финн, — сказал он, — слыханное ли дело, чтобы узники имели при себе кирки и лопаты! Сознайся, Гек, по совести, что у тебя нет ни капли здравого смысла. Уж лучше бы ему попросту отдать ключ — без хлопот!
— Хорошо. Если лопаты и кирки не годятся для этого дела, то что же годится? — спросил я его.
— Два настоящих перочинных ножа.
— Что! И перочинными ножами ты хочешь сделать подкоп?
— Да.