Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна. Большой сборник

— Нет, не надо, — остановила она меня. — Сиди дома; довольно и того, что пропадает один. Если его здесь не будет к ужину, дядя сам пойдет его отыскивать.

Конечно, он не пришел, и вот тотчас же после ужина дядя отправился на розыски.

Вернулся он часам к десяти в легком беспокойстве: не мог найти и следов Тома. Тетя Салли всполошилась не на шутку, но дядя уверял, что это пустяки, мальчишки всегда таковы, и мы увидим шалуна завтра же утром здоровым и невредимым. Она и успокоилась. Но все-таки объявила нам, что посидит еще немного, поджидая беглеца, и не будет тушить огонь.

А когда я пошел наверх ложиться спать, она проводила меня со свечой, закутала одеялом и осыпала материнскими ласками, так что я почувствовал себя ужасным подлецом и не решался даже смотреть ей в глаза. Потом она присела на край постели и долго говорила со мной о том, какой чудесный мальчик Сид. Время от времени она спрашивала меня: как я думаю, не заблудился ли он, не ушибся ли, не утонул ли? А может быть, в эту самую минуту он лежит где-нибудь больной или мертвый, а ее нет при нем, чтобы помочь ему. И слезы градом катились по ее щекам. Но я убеждал ее, что Сид жив и здоров, завтра же утром, наверное, будет дома. При этом она крепко сжимала мне руку, целовала меня и просила повторить это еще и еще раз, — так отрадно ей слышать слова утешения. Уходя, она заглянула мне в глаза кротко и пристально и проговорила:

— Дверь будет не заперта, Том. Только ты будешь паинька, не правда ли? Не уйдешь? Пожалуйста, ради меня!

Увы, я рассчитывал уйти — разузнать о Томе, но после этого я не ушел бы ни за какие сокровища в мире.

Бедная, огорченная тетя не выходила у меня из головы, да и Том тоже, — я спал очень беспокойно. Два раза в течение ночи я спускался вниз по громоотводу, обходил вокруг дома и видел, как она сидит со свечой у окна, устремив глаза на дорогу, а глаза эти полны слез. Мне досмерти хотелось чем-нибудь утешить ее, но я не мог — только клялся самому себе никогда больше не огорчать ее. В третий раз я проснулся на рассвете, спустился вниз — она все еще сидела у окна; свеча почти догорела; ее старая седая голова склонилась на ладонь — она заснула.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Том ранен. — Доктор вступается за Джима. — Тетя Полли! — На воле. — Ваш покорный слуга Гек Финн! — Находка. — Переодевание.

Перед завтраком старик опять ходил в город, но безуспешно — Тома нет как нет! За столом муж и жена сидели молча, понурые, с печальными лицами. Кофе у них давно простыл. Они ни до чего не дотронулись.

— Ах да, отдал я тебе письмо? — спохватился вдруг старик.

— Какое письмо?

— То, что я получил вчера в почтовой конторе.

— Ты не давал мне никакого письма!

— Должно быть, забыл.

Он стал шарить в карманах, потом пошел куда-то отыскивать письмо, наконец принес его и отдал жене.

— Это из Петербурга, — сказал он, — от сестрицы.

Услыхав это, я хотел бежать, но от страху не мог двинуться с места. Однако не успела тетя Салли распечатать письмо, как выронила его из рук и бросилась вон, увидав что-то в окно. Тут и я увидел нечто ужасное… Тома Сойера несли на матраце, позади шел старик-доктор, потом Джим в тетушкином ситцевом платье, со связанными за спиной руками, за ними целая толпа народу.

Я спрятал письмо в карман и выбежал вон.

Тетя Салли с плачем кинулась к Тому.

— Ах, он умер, он умер, я знаю, что умер!

Том слегка повернул голову и пробормотал что-то несвязное. Вероятно, он был в бреду. Тетушка всплеснула руками.

— Слава тебе господи, жив! — воскликнула она. — С меня и того довольно!

Она порывисто поцеловала его и полетела в дом приготовить постель, а по дороге проворно раздавала приказания направо и налево неграм и прочим домашним.

Я пошел за толпой посмотреть, что будут делать с Джимом, а старый доктор с дядей Сайласом последовали за Томом в комнаты. Фермеры очень горячились; некоторые хотели даже повесить Джима для примера прочим неграм, чтобы те никогда не пробовали убегать и не смели бы держать целую семью в смертельном страхе несколько суток. Но другие не советовали вешать: негр чужой, его владелец вступится и заставит еще заплатить за него. Это немного охладило толпу. Так уж обыкновенно бывает: кто больше всего желал бы повесить провинившегося негра, тот именно менее всего расположен платить за это удовольствие.