Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна. Большой сборник

Том сказал, что, когда он набирал шрифт на верстатке, получалось вверх ногами и задом наперед, только непонятно, оставляет ли мистер Бакстер шрифт так или исправляет. Наверняка исправляет - ведь напечатанные строчки читались правильно, но сами мы этому фокусу вряд ли научимся. Значит, надо подождать, а потом выведать у мистера Бакстера этот секрет - он нам, конечно, расскажет, если только мы поклянемся никому больше не говорить, а мы обязательно поклянемся - и Том, и я.

Том очень расстроился - еще бы, столько трудов пропало даром. Мне на него жалко было смотреть: сидит без дела, такой усталый, грустный. И вдруг он ни с того ни с сего опять развеселился и сказал, что нам здорово повезло. Ведь листовки задом наперед - для заговора самое оно: такие странные, зловещие, таинственные. В них даже есть что-то дьявольское, от них народ перепугается в тысячу раз сильнее, чем от обычных, правильных листовок. И говорит:

- Гек, мы же открыли новый способ печати, и теперь прославимся, как Гутенберг и Фуст, и станем знамениты на весь мир, а наш способ сможем запатентовать: разрешим его использовать только для заговоров, да и то лишь людям с безупречной репутацией и лучшим мастерам своего дела.

В общем, все у нас наладилось. Ведь говорил Том: когда дела идут хуже некуда, надо просто верить, и ждать, и не унывать - и все обязательно будет хорошо.

Я спросил Тома, кто такие Сыны Свободы, а он отвечает: люди обязательно подумают, что это аболиционисты, и перепугаются до смерти. И тогда я спрашиваю, для чего вверху нарисован орех, а он в ответ: это не орех, это глаз и бровь. Глаз означает бдительность, и он сим-во-ли-чес-кий. Такой уж он уродился, Том Сойер: если в плане нет ничего символического - это не по его части, он тут же об этом плане забудет и пойдет искать что-нибудь новенькое.

Том сказал, что у нас должен быть рог с низким торжественным звуком - чтобы Сыны Свободы могли давать сигнал. Мы срубили молодое деревце орешника, содрали с него кору - получилась длинная широкая полоска, а после ужина отнесли ее к Джиму, и он свернул кору в длинный рог, суженный к концу. А потом пошли в лес вдовы Дуглас, на том склоне горы, что смотрит на город, и Джим забрался на самое высокое дерево и спрятал рог в ветвях. Мы вернулись домой, легли спать, а ночью улизнули из дома и пошли к набережной, а оттуда - к дому Слейтера. Патрульные спали, мы прокрались за домами, пролезли в узенький проход между ювелирным магазином и почтой, повесили нашу листовку на доску объявлений и тем же путем вернулись домой.

А утром, за завтраком, всем было видно, что тетя Полли чем-то расстроена: она места себе не находила, то и дело вскакивала, подходила к окну, выглядывала на улицу да бормотала что-то себе под нос. А вместо сахара положила себе в кофе соль и чуть не подавилась. А то вдруг возьмет кусочек поджаренного хлеба, начнет маслом намазывать, да тут же о нем забудет и положит обратно. И вот стоит она, смотрит тоскливо в окно, а Том на место хлеба положил карманный справочник по правописанию. Взяла тетя Полли, не глядя, книжку, намазала маслом и поднесла было ко рту - да как разозлится, швырнет ее через всю комнату и говорит:

- Черт побери, я так расстроилась - совсем не соображаю, что делаю. И есть отчего. Знали бы вы, бедные дети, какая нам всем грозит опасность.

- А что случилось, тетя Полли? - Том сделал вид, что очень удивился.

- Разве ты не видишь, какая толпа собралась на улице - ходят туда-сюда и галдят как сумасшедшие? А все потому, что возле почты повесили кошмарную листовку и аболиционисты хотят поджечь город и выпустить на волю всех негров!

- Тетя Полли, ради Бога, успокойтесь! Не так уж все и страшно на самом деле.

- Ты-то что об этом знаешь, дурачок? Здесь был Оливер Бентон, и Планкет, редактор, приходил, и Джек Флэкер, и все мне рассказали. Пока ты спал, а потом только сидел да думал, я слушала взрослых людей, которые не слоняются без дела, а узнают всю правду как она есть - ну и кому я после этого должна верить, тебе или им?

Тетя Полли Тому не дала и слова в ответ сказать, а велела нам доедать поскорее да идти на улицу и смотреть во все глаза, что там делается, и обо всем ей рассказать, чтобы она была готова к худшему. А мы и рады: выбежали на улицу и видим - все идет как надо, лучше некуда. Том и говорит: если б он умер, то до конца дней жалел бы, что этого не увидел!

К почте было не подойти. Вокруг толпа, и каждый норовит пролезть поближе, чтобы взглянуть на листовку, а обратно идет бледный и рассказывает обо всем тем, кто стоит с краю.