Приключения Тома Сойера. Приключения Гекльберри Финна

Я здорово проголодался, только разводить костёр мне было никак нельзя, потому что они могли увидеть дым. Я сидел, глядя на пороховой дым, и прислушивался к выстрелам. Река в этом месте доходит до мили в ширину, а в летнее утро смотреть на неё всегда приятно, так что я проводил бы время очень недурно, глядя, как ловят мой труп, если бы только было чего поесть. И тут я вдруг вспомнил, что при этом всегда наливают ртуть в ковриги хлеба и пускают по воде, потому что хлеб всегда плывёт прямёхонько туда, где лежит утопленник, и останавливается над ним. Ну, думаю, надо смотреть в оба: как бы не прозевать, если какая-нибудь коврига подплывёт ко мне поближе. Я перебрался на иллинойский край острова; думаю — может, мне и повезёт. И не ошибся: гляжу, плывёт большая коврига, и я уже было подцепил её длинной палкой, да поскользнулся, и она проплыла мимо. Конечно, я стал там, где течение ближе всего подходит к берегу, — настолько-то я смыслил. Через некоторое время подплывает другая коврига, и на этот раз я её не упустил. Я вытащил затычку, вытряхнул небольшой шарик ртути, запустил в ковригу зубы. Хлеб был белый, какой только господа едят, не то что простецкая кукурузная лепёшка.

Я выбрал хорошенькое местечко, где листва была погуще, и уселся на бревно, очень довольный, жуя хлеб и поглядывая на пароходик. И вдруг меня осенило. Говорю себе: уж, наверно, вдова, или пастор, или ещё кто-нибудь молился, чтобы этот хлеб меня отыскал. И что же, так оно и вышло. Значит, правильно: молитва доходит, — то есть в том случае, когда молятся такие люди, как вдова или пастор; а моя молитва не подействует. И, по-моему, она только у праведников и действует.

Я закурил трубочку и довольно долго сидел — курил и смотрел, что делается. Пароходик шёл вниз по течению, и я подумал, что, когда он подойдёт ближе, можно будет разглядеть, кто там на борту, а пароход должен был подойти совсем близко к берегу, в том месте, куда прибило хлеб.

Как только пароходик подошёл поближе, я выколотил трубку и побежал туда, где я выловил хлеб, и лёг за бревно на берегу, на открытом месте. Бревно было с развилиной, и я стал в неё смотреть.

Скоро пароходик поравнялся с берегом; он шёл так близко от острова, что можно было перекинуть сходни и сойти на берег. На пароходе были почти все, кого я знал: отец, судья Тэтчер, Бекки Тэтчер, Джо Гарпер, Том Сойер со старухой тётей Полли, Сидом и Мэри и ещё много других. Все разговаривали про убийство. Но тут вмешался капитан и сказал:

— Теперь смотрите хорошенько! Здесь течение подходит всего ближе к берегу: может, тело выбросило на берег и оно застряло где-нибудь в кустах у самой воды. Во всяком случае, будем надеяться.

Ну, а я надеялся совсем на другое. Все они столпились на борту и, наклонившись над перилами, старались вовсю — глядели чуть ли не в самое лицо мне. Я-то их отлично видел, а они меня нет. Потом капитан скомандовал: «От борта!» — и пушка выпалила прямо в меня, так что я оглох от грохота и чуть не ослеп от дыма; думал — тут мне и конец. Если бы пушка у них была заряжена ядром, то они наверняка получили бы то самое мёртвое тело, за которым гонялись. Ну, опомнился — гляжу, ничего мне не сделалось, цел, слава богу. Пароход прошёл мимо и скрылся из виду, обогнув мыс. Время от времени я слышал выстрелы, но всё дальше и дальше; а после того как прошло около часа, и совсем ничего не стало слышно. Остров был в три мили длиной. Я решил, что они доехали до конца острова и махнули рукой на это дело. Оказалось, однако, что пока ещё нет. Они обогнули остров и пошли под парами вверх по миссурийскому рукаву, изредка стреляя из пушки. Я перебрался на ту сторону острова и стал на них смотреть. Поравнявшись с верхним концом острова, пароходик перестал стрелять, повернул к миссурийскому берегу и пошёл обратно в город.

Я понял, что теперь могу успокоиться. Больше никто меня искать не станет. Я выбрал свои пожитки из челнока и устроил себе уютное жильё в чаще леса. Из одеял я соорудил что-то вроде палатки, для того чтобы вещи не мочило дождём. Я поймал сомёнка, распорол ему брюхо пилой, а на закате развёл костёр и поужинал. Потом закинул удочку, чтобы наловить рыбы к завтраку.

Когда стемнело, я уселся у костра с трубкой и чувствовал себя сперва очень недурно, а когда соскучился, то пошёл на берег и слушал, как плещется река, считал звёзды, брёвна и плоты, которые плыли мимо, а потом лёг спать. Нет лучше способа провести время, когда соскучишься: уснёшь, а там, глядишь, куда и скука девалась.

Так прошло три дня и три ночи. Никакого разнообразия — всё одно и то же. Зато на четвёртый день я обошёл кругом весь остров, исследовал его вдоль и поперёк. Я был тут хозяин, весь остров принадлежал мне, так сказать, — надо же было узнать о нём побольше, а главное, надо было убить время. Я нашёл много земляники, крупной, совсем спелой, зелёный виноград и зелёную малину, а ежевика только-только начала поспевать. «Всё это со временем придётся очень кстати», — подумал я.