Приключения в приличном обществе (СИ)

'Плоть тяжелее воды, а экскремент - легче. Вот и говорит мне П.И.: гляди. Все плохое в человеке всегда всплывает наружу. Но если и что хорошее заприметишь - всё одно, докладывай. Всякое повседневное поведение, где бывает и с кем. Какие суммы потрачены и на какие нужды. В бумаги при случае загляни. Как состояние сколотил: наживал по крупицам или крал по-крупному? Всё примечай. Доложишь дней через пять. Нанесешь мне визит.

Примечать - дело нехитрое. У меня на них наблюдательность. Я - человек востребованный. Нужные люди везде нужны.

Мне самому этот тип подозрительный. И девка у него никудышняя. Может, оба они есть невесть кто. А душу у нее черт похитил. Может, банда у них. В таком случае мне вдвойне любопытен этот Варькин главарь.

Жалованье-то скромнейшее положил. Четыре тысячи - разве зарплата за сад? А сам в это время делает более крупные деньги.

Мы, мол, из Вологды. Есть такой город, я узнавал. Кассирша с вокзала сказывала. Может, он в этой Вологде убил кого? И продолжит здесь убивать по энерции? Кто его знает, что там всамделе было. Может он не Мамонов вовсе, а некий Альфонс. Не жилец в нашем городе он в таком случае.

Много приходится думать о нем. Вот и сейчас с новой силой об этом задумался'.

Ах, негодяй. Вот где скрывал сокровенное. Надо было еще в день приезда вручить ему посох. Чем же он движим? Любознательностью? Жаждой наживы? Знакомая страсть. Одно утешает: не успел доложить он П.И. Извините за невизит.

Я не заметил, как ветер стих. Попроказничал и улегся. Тишина объяла окрестности. Ни шелеста дерев, ни звука, ни шороха. Только часы тактично тиктакали, отсекая секунды. Умолк сверчок, зарыв талант под печкой, Молчание есть свойство всех вещей. Тишина непорочна. Это под шумок творятся всякие пакости.

Был тот час суток, когда время опрокидывается вверх тормашками, кончается и начинается с нуля, а если отбросить метафоры - полночь. Не успел я порадоваться тишине, как у мотыгинских что-то грохнуло. Наверное, запустили еженощный фейерверк. Где-то поблизости взвыл пес, вдохновившись луной. К окну плотно прильнула ночь, населенная злыми тварями.

Я отложил тетрадь. Еще будет время изучить эту письменность. Вернулся в дом, улегся в постель. Летучей мышью спустился на спинку кровати сон. Усните и вы, читатель. Что вам я и мой лабиринт.

А утром, едва златокудрая Эос, раздвинув занавес мира, зажгла восток, я был разбужен грохотом, донесшимся из Варвариной спальни. Полуодевшись, я кинулся туда, рванул дверь, вообразив с перепугу, что там обрушился потолок.

Но на первый взгляд ничего особенного не произошло. Всего лишь свалила ночной столик. Но, чуть приглядевшись, я обнаружил на лице Варвары то самое блаженно-бессмысленное выражение, которое бывает у идиотов или детей. Взгляд, обретший первоначальную невинность. И ничего садовничьего, к чему я почти привык, в этом лице не было.

Глава 8

Я не знал, рыдать или радоваться обретенной ею невинности, вновь видя перед собой сырой исходный материал. То, что эта садовникова смоковница избавилась от его растлевающего обаяния, ей придется только к лицу. Но с другой стороны, при столь слабом закреплении материала, самое утонченное воспитание надолго ль удержится в ней? И что на этот раз явилось причиной внезапной амнезии? Какой стресс? Я вспомнил свои недавние пожелания по поводу забвения вчерашних прискорбных событий и ужаснулся им. Хотя конечно, не только мысли мои были этой катастрофе причиной.

Если отбросить все чудесное и обратиться к науке, то, наверное, можно найти ее болезни название. Методы лечения должны быть. Обнадеживающие прецеденты. Не исключено, что мы все потенциально тому подвержены. Наш мозг слеплен из тех же липидов, и ждет только случая, может быть, чтобы вырваться из обжитого пространства-времени в бесконтрольную бесконечность, стряхнув с себя путы памяти, затрудняющие стремительный мысли полет. Замечаю, что впадаю в противоречия. Ну что могут быть за мысли без образов, без слов? Без общепринятого понятийного аппарата, оформляющего смутные мозговые импульсы в более или менее им адекватную прямую речь? Но настаиваю, что у мысли есть более надежные субстанции, нежели образы и слова. Не оставляющие в памяти никакого следа.

Мы помним - не помним наши прошлые жизни, как помним - не помним сны. Составляющие значительную часть нашей жизни, тем не менее. И даже из прожитого наяву мы помним ничтожно мало. Мне ли, имеющему опыт двух жизней, того не знать? Но ведь кольнет иногда холодной иглой. Ветром плеснет или волной накатит. И только успевай облекать в образы. Платона бы сюда с его анамнесисом.