- Сколько дум на ней передумал, сколько клопов передавил, - подхватила Ева.
- И не только клопов, - сказал садовник. - Я эту кровать в другом значении имею в виду. И как честный человек предлагаю руку и сердце.
Будь я при своей физической силе, я бы сбил с него спесь оплеухами. Хотя впрочем, мы давно успокоились на этот счет. И сейчас уже можно так опасно шутить.
- Как честный человек ты мне не очень нравишься, - сказала Ева (я).
- В том, что таков я есть, не только моя вина, - мрачно вздохнул садовник. - Тут и условия социальные, и недруги, и недуги. Родился и жил в плохой обстановке. А ведь тоже хочется в новое качество. Сладко есть, почивать на чистом. Может, и внутренне изменюсь после внешней измены к лучшему. Я ж полный одиночка. Горше нет ситуации, чем жить одному. Позаботиться некому. Вот и впадаешь в грех иной раз.
- ... твою мать, - посочувствовала Ева, опускаясь до нецензурщины.
- Ах, я не знал своей матери, - вздохнул садовник.
- Все же скажи, Васильич, сам до этой аферы додумался?
- Посоветовал один консультант. - Он сплюнул на пол и растер подошвой плевок. - Вот ты всё: грех, грех... Да не боюсь я этих грехов. Каждый искупит свои грехи в конце жизни смертью. Не избегнет никто. Греши - не греши, всё одно виноват. Вот и этот твой купец не долго протянет. Скоро, не скрою, ему конец. Господин Леопольд все одно отыщет. А про тебя я им не сказал. Умолчал я им про тебя. Понятно?
- Почему? - полюбопытствовала Ева. Допустим, не врет. И если так, то наша задача несколько облегчается.
- Сердечная доброта тут ни при чем, - сказал садовник. - У меня план. Погоди-ка, дай отойду.
Он вышел, не выпуская из рук свой зловещий бидон. Ева притихла, следя за ним слухом. В сенях орудует. Шарит по полочкам в темноте. Вот слух споткнулся о звон ведра. Она проворно вынула из тайничка наш пистолет и сунула под матрас.
Садовник вернулся с литровой бутылью, в которой что-то плескалось. Потом вновь отлучился в сени, прихватив оттуда банку огурцов. Вынул два. Налил в две большие рюмки зеленоватый травяной настой. Кивнул на ближайшую: пей, мол. Сам небрежно замахнул свою.
- План, говорю, у меня такой, - сказал он, выпив, выдохнув, закусив. - Мои тридцать две тысячи да твой миллион. Ежели обе эти суммы сложить, и нам и нашим детям хватит.
- Дальнобойный проект, - рассмеялась Ева. - Значит, мой миллион да твои тридцать две...
- Такова моя доля в долларах, - подтвердил эту сумму садовник.
- ... это ж сколько получится?
- Набегает прилично. А купца твоего непременно прихлопнет господин Леопольд. Очень уж зол на него. Так что пока не поздно, надо нам обоим бежать.
- Да ты сумасшедший!
- Уже две недели, - подтвердил садовник. - Но это ничего. Отсидимся на пасеке, а там - в Англию. В Англии он нас не найдет. А если и найдет, то не тронет в Англии. - Он хлопнул еще рюмочку и засобирался. - Ну что, хватаем денежки и бежим?
- Да погоди ты, - попридержала его Ева. - Подумать дай. Так и вижу обоих нас на бегу, летящих бок о бок. Как козел и газель.
- Это еще кто козлее, я или этот твой. Давай собирайся, чем лезть с попреками. Мне этот день дорого стоил. До пасеки на его 'Пежоте' живо домчим.
- Ты просто Казанова и Козлодоев в одном лице, - сказала Ева. - А не стар ли ты для подобных стартов? Такие приключения не утомят?
Садовник помолчал. Налил себе еще рюмочку. Выпил и, тыча себя огурцом в лицо, сказал:
- Что уж мои лета считать. Сам знаю: не молодой. Зато в этих летах ум достигает максимума. Действовать надо затемно, заодно. На пасеке пересидим, а там - в Англию. Англия, это брат... - приговаривал совратитель. - Это не здесь. Сиди без суда и следствия в этой дыре. Живи в этой глуши и глупости. Ржевск... Вызывает даже какой-то скрежет в душе.
- Подумать можно, - словно бы нехотя, решила поддержать его план Ева.
Однако чем больше садовник пил, тем более его план выглядел неосуществимым. Заоблачной стал отдавать мечтой. В то время как наши обстоятельства начинали складываться удачно. Пожалуй, он так сам себя зельем свалит. Не придется прибегать к насилию.
И чем более он пьянел, тем сильнее воняло рыбой. Не впустить ли свежего воздуха, открыв дверь? Но за дверью поскуливал пес, отзываясь на захватывающие запахи. Нет, пусть он там и сидит: с двоими не справиться.
Садовник икнул и прочно затих. Уснул, свесив на грудь голову. Рот, как ни странно в таком положении, был полуоткрыт. Из него стекала струйка слюны.
И хотя в облике нашего ухажера появилась некоторая небрежность - паричок, например, нахлобучился, съехал на лоб, пиджак был залит слюной - бидон он по-прежнему крепко прижимал к животу, не желая расставаться с этим предметом.
Так, что с ним делать теперь, подумали мы. Связать его? Сунуть кляп? Оглушить для надежности? Убрать, во всяком случае, с глаз долой. Спустить его в подпол.