Приключения в приличном обществе (СИ)

- Рукоприкладствуют. То санитар ударит по голове, то айболит отфутболит. Такая жизнь наводит на грусть.

- То нельзя, это нельзя. Думать, дурак, и то не моги.

- Кормят нас, чем попало. Даже руки перед едой мыть неохота.

- За стоматологию стыдно, - сказал Кашапов, - а Наташка...

- Фельдшера невежливы и невежественны, хамят. Путают латентный и летальный, отчего возникают недоразумения.

- Медсестры дразнятся, пристают, щиплются пинцетами. А то и смеются прямо в лицо.

Претензии сыпались со всех сторон. Я едва успевал головой вертеть, чтоб хоть краем глаза взглянуть на кляузника. Впрочем, были не всё жалобы.

- А Наташка-то... Экая неёба. Давеча чего только не сулил.

- Так она и пойдет с тобой за пучок фиалок.

- А правда, что у нее куриная нога?

- Куриная слепота, дурень. В упор никого не видит во тьме.

- С врачами у ней теперь ничего обоюдного.

- Так, - сказал Маргулис, видя, что разговор ушел в сторону. - А вы что скажете, господин хороший, ушедший мечтами в облака?

- Я это... - сказал господин. - Я это самое...

- С легендами мы покончили, - сказал Маргулис. - Перешли к врачам. Есть у вас к ним претензии?

- А как же. Есть. Позавчера прихожу, говорю: 'Аневризма'. А он: 'А не врешь?'. Подписку взяли, что согласен на летальный исход.

- Придираются, заглядывая в нумера. И чтоб руки лежали поверх одеяла, - сказал Кашапов. - Чтоб было видно, если в руке пистолет.

- Хлюст этот Фауст.

- Идиот.

- Я им говорю: временное безумие не умаляет ума, а наоборот, говорит в пользу гениальности.

- Идиот не я, а роман Достоевского. А может, и сам Достоевский идиот.

- Такие книги совсем неопасны. Это вам не 'Руслан и Людмила'. Их можно даже безумным давать.

- Напоминаю вам, господа, У нас не литературная дискуссия, а заговор врачей на повестке дня. У кого будут еще обвинения?

- Раскрывают врагам врачебные тайны и неплохо имеют на том.

- Нет, Дементьев хоть и дурак, но человек хороший.

- Я, говорю - Бисмарк. А они - клизму. До чего же склизкие эти клизмы. Весь Бисмарк насмарку.

- Итак, делаем выводы, - сказал Маргулис, выждав минуту, не выскажется ли кто еще. - Поведем, так сказать, черту. Наш отель, - слово отель он постарался произнести по-французски, - был бы сущим раем небесным, если бы лечащие врачи не калечили наши жизни. Необходимость организованного противодействия этим, так называемым, специалистам сами видите, что назрела давно. А назрев, требует разрешения. Поэтому безотлагательно, я подчеркиваю, прямо сейчас мы должны разработать как методы борьбы, так и тактику и стратегию сопротивления. По личному опыту и данным разведки, враг кровожаден и хитрожоп. Поэтому меры, предлагаемые мной, будут крутые. И нечего церемониться, раз уж решили сменить режим. Мы пойдем кратчайшим путем. Нам все равно, от чего гибнуть: от пули врага или от невежества врача. Я знаю, что не все согласны с радикальными действиями. Но в силу присущего нам плюрализма, возможность высказаться будет предоставлена всем.

- Друзья мои, мне близки ваши скорби, - раздался голос из правого ряда, принадлежавший, как мне показалось, партии меньшевиков. - Но все это недостаточно объективно и аргументировано хуже некуда. Не все врачи наши враги, так же как не все враги являются дипломированными врачами. Не восстание масс, а их воспитание - вот подлинная задача всех нас и каждого. А клизма - это всего лишь медицинская метафора.

- Долой соглашателей-меньшевиков! И да здравствует сексуальная революция! - решительно и горячо выступил юный Вертер, и как всегда или часто с ним это бывало в подобных случаях, покраснел.

- Если тебе Наташка не дает, то это еще не повод для революции, - поддержал предыдущего оратора сиплый голос. - Надо же размышлять, прежде чем затевать такое.

- Размышлениями ум полнится, - иронически заметил рыжеватый молодой человек, приятель Вертера по кличке Умора.

- Да у вас на ум иммунитет, - высказался сиплый.

Тут взметнулся такой вихрь голосов, что стеллажи задрожали, столы пустились вприсядку, а том анонимного Идиота упал и раскрылся на середине. Сторонники сиплого, меньшевики, советовали унять сатанинские страсти, отключить эмоции и включить здравый смысл, но их слабые голоса потонули в неразберихе. Большинство возмущалось, взывая к возмездию, и высказывалось за решительные действия. Каждый высказывался настолько громко и настолько конкретно, насколько хотел. У меня была мысль незаметно покинуть зал и не мешать им веселиться по-своему. Но любопытство и возложенные на меня надежды удержали меня. Лишь Маргулис, не теряя присутствия духа и выражения лица, со спокойствием сфинкса взирал на этот бедлам. Пятиминутный душераздирающий вопль покрывал и форсировал это море звуков.

Всё стихло так же мгновенно, как и поднялось, пыль осела и только пара страниц с картинками, выпавшие из рукава Птицына, кружились над головами.

Сиплый первым воспользовался затишьем, предложив своей партии не вступать в дебаты с дебилами, а организованно покинуть зал.

- Сам разубедишься, пока убедишь идиотов.

- А вы говорите конкретно и по существу, - встал Безголовый, держа свою голову вниз лицом.