Для аттестации этого клуба я покажу несколько лиц, какими они мне с первого взгляда запомнились. Все эти светлости, князья мира сего, мне были Машей откомментированы. Кроме того, к нам была мэром подсажена сотрудница газеты 'Местная мысль', уездная звезда, работавшая под псевдонимом Иван Чиж и приглашенная на вечеринку для гласности. Я ее попросил, сгорая от любознательности, рассказать мне о Ржевском.
- Ах, - сказала эта злюка. - Преданья старины лукавой. Непроверенное поверье. Люди примитивней и проще, чем легенды о них. Наш простодырый народ им гордится - пусть.
Припоминаю ее личико, размером с воробьиное яичко и такое же крапчатое. По долгу службы и в жажде жареного она ко многим подсаживалась, но возвращалась к нам и вела себя запросто, как если бы мы с ней были большие приятели. Прежде всего, мне в ней импонировало это сочетание пернатого имени и пернатой профессии, мне понравилось, что это дважды пернатое существо оказалось бойкое и злое на язычок, вопреки впечатлению, производимому ее прилизанными репортажами.
- Вам бы усы пошли, - сказала она мне.
Усы - для усыпления бдительности - я удалил сразу же по прибытии, господа.
- Я не ношу усов, - сказал я.
- Вообще или только в обществе? - сказала она, взглянув на меня со значением. Я и без нее знал, что оставалась под носом светлая полоса.
- Как в обществе, так и вообще, - скупо отрезал я.
Усы и баки, букли и локоны; ментик, звезда, погон. Было много нестарых женщин, но головокружительных княжон - ни единственной. Как я ни приглядывался, не приглянулась ни одна. Все, как правило, известных фамилий - княжна Вавилонская, например, за темперамент и величавость прозванная двуспальной, с удобствами разместившаяся в широчайшем из кресел. Кажется, в течение вечера она с места так и не сдвинулась. Кот голубых кровей возлежал у лона ее.
Был князь Мышатов, лет сорока, с лицом хорошо пьющего мужчины. Являлся он, тем не менее, наиболее длинноруким изо всех князей, контролируя местный автомобильный рынок и две пимокатни. Он так же держал дворянскую кассу, так называемый общак, да метил в дворянские предводители: вакансия освободится вот-вот.
Стоит и князя Болконского упомянуть, сумевшего доказать свое происхождение от этой благородной, но вымышленной фамилии. 'Сиял, сияю и буду сиять!' - значилось на его гербе. Княжеский титул обеспечивал ему должное сияние.
Князь Серебряный (сплошь почему-то князья), в фамилии которого я не вполне уверен - после всего со мной происшедшего память удивительные фокусы выкидывает иногда. Кажется, о нем это было в одной из газет, что он за грехи был брошен в дворянский пруд, однако благополучно выпутался. Вот только начал с тех пор немного ржаветь. Так Стальной, стало быть, а не Серебряный.
Медлительный князь П-й, ведущий свой род от черепах, который, несмотря на сиятельность, не чинился, не чванился, не превозносил голубую кровь, искренне не понимая, чем эта кровь краше. Владел в наше время небольшой деревенькой - километров двенадцать на юго-восток. Своих крестьян, таких же обстоятельных и неторопливых, собственноручно порол. Да они и не возражали, понимая, что без порки нельзя. Нам сейчас крепостное право предложи, пусть даже с нерегулярной поркой - полстраны, не думавши, согласятся.
Был еще князь Левинзон, всеми почитаемый патриарх, существо неопределенной древности, как прадедушка заики. - Как жизнь? - А как же! - В рассеянности или от скуки жевал манжет, изумленно глядя на накрытый для него стол, как будто подали ему трапеции вместо устриц. Он так и не притронулся ни к одной. Устрицы к утру умерли, и их бросили псам. Изжеванное кружево манжет вымели вместе с мусором.
Отсутствием информации я не страдал. Едва меня заинтересовывал какой-либо персонаж, как Чиж из табакерки или Маша ex machina тут же выдавали исчерпывающие сведения.
И еще: я спросил, кто эта красивая женщина лет 27-и, беседующая с дирижером оркестра, высокая, элегантная, по внешнему виду вдова? Подчеркнуто печальна, грустна. Чиж рассказала мне ее историю. Дворянка, живущая - да, с вами же по соседству, в доме, в котором однажды погас свет. Наутро муж (интеллигент) ушел в магазин за пробками - и не вернулся. Не появился он и к вечеру, не было его день, два, три... Предчувствия накатывали на покинутую женщину. На пятые сутки оделась в траур, считая его погибшим, внушила это друзьям, родным, выслушала соболезнования. Но он вернулся на седьмые сутки, с пробками, но, вкручивая их в гнезда, случайно погиб, еще раз подтвердив известную истину, что с того света не возвращаются.
Позже она показала нам стриптиз, вызвав цепную эрекцию у дворян.