Приключения ведьмы

...Само слово «ДОБРО» казалось Петушкову ненастоящим. Он не верил в него, ему никто не делал хорошего и ДОБРОГО. Всю свою сознательную жизнь он заботился и думал только о себе родном, а «ДОБРО» подразумевало большую чистую душу и готовность отдать последний медяк даже на спасение полосатых хохлаток в лесах на крайней границе. Душа у Вани была большая, но не слишком, а последние медяки он, как правило, пропивал или же прятал в голенище сапога на черный день, а потом все равно пропивал в «Веселом поросенке». Иногда он думал, чтобы случилось с ним, не встреть он кудрявую пигалицу Асю Вехрову с ее сундуком секретов. Сначала он ее ненавидел искренне и безоглядно, всей своей большой, но не слишком, душой, а потом вдруг понял: она такая же НЕВЕЗУЧАЯ, как и он; и ненависть испарилась, и кудрявая пигалица вдруг стала другом, наверное, единственным настоящим другом...

–Пе-туш-ков! Пе-туш-ков! – голосила я на весь сад, пытаясь рассмотреть за густыми кустами малины его длинную худую фигуру. – Петушков!

–Чего тебе, Вехрова? – Ваня, оказывается, возлежал в гамаке, накрывшись покрывалом и, скорее всего, оплакивал свою загубленную жизнь.

–Ваня, – я перелезла через колючие кусты, расцарапала щеку и оставила на ветках клок волос, – она приехала! – пропыхтела я.

–Аська, испарись, и без тебя тошно! – он тяжело вздохнул и посмотрел на меня полными надежды глазами, – может, в запой уйти?

–Ты рехнулся? – я плюхнулась в гамак, придавив его ноги. – ОНА приехала!

–Кто? – устало спросил Ваня, понимая, что я не все равно не отстану.

–Прасковья, в ее доме прятали Анука!

Я нервно оттолкнулась ногой о землю, гамак, скрипя веревками, закачался.

Петушков явно не понимал моей истерики, вытянул губы трубочкой и продолжал рассматривать между толстых веток яблонь лоскуты голубого неба.

–Она здесь не случайно, – продолжала я, – ее вызвал тот, кто организовал похищение!

–Вехрова, что ты от меня хочешь? – не выдержал Петушков, пытаясь незаметно освободить ноги из-под меня.

–Ты будешь следить за ней! – торжественно объявила я свой план.

–Следить? А почему я, почему вся грязная работа достается мне? На дерево лезу я, на тележке еду я! – возмутился Петушков, открыто отодвигая меня ногой в сужающийся край гамака, я по инерции завалилась на приятеля всем телом, ударив острым локтем его худой живот. Ваня громко застонал.

–Зато я в Ненэлии на стену стадиона первая забиралась! – прервала я его стенания. – Петушков, я бы проследила за ней, но не престало одной девице за другой по кустам и огородам лазить!

–А мне престало? – возмутился Ваня.

–Да! – рявкнула я. – Вставай уже, а то она уедет из Фатии раньше, чем мы что-нибудь выясним!

От злости Ваня ткнул ногой мне в спину, я ласточкой соскочила с гамака. Веревки жалобно затрещали, и через секунду Петушков лежал на земле, опутанный гамачной сетью.

–И за что ты на мою голову? – пробормотал он, безрезультатно пытаясь подняться.

Как ни странно, игра в шпионов Ване понравилась. К своей миссии он подошел со всем возможным энтузиазмом: нашел помятый свиток, заколдовал обгрызенное сверху перо, чтобы у него не заканчивались чернила, снял с огородного пугала драную рубаху, натянул ее на себя и сам стал похож на это пугало.

–Ну, как? – довольный собой улыбнулся Ваня.

Я промолчала, не желая обидеть его.

–Я выделяюсь из толпы? Меня увидят?

–Нет, Ваня, не выделяешься, – кивнула я, соображая как скоро Прасковья разглядит следящего за ней в сем невообразимом наряде Петушкова.

Ваня ушел, а я снова открыла книгу «Приключения».

"...-Давай мне свой зуб! Я верну этому прохвосту его побрякушку!
Дракон громко захлопнул пасть и уставился на меня желтыми глазами:
–Только через мой труп! – не разжимая челюстей , промычал он..."

«Как странно, – вдруг подумала я, – отчего повествование мне кажется поразительно знакомым?»

Ваня вернулся только вечером усталый и голодный. С довольной улыбкой ударил по столу смятым свитком и уселся на стул, закинув ногу на ногу. Я покосилась на бумажку, исписанную кривым почерком.