Приключения Вернера Хольта. Возвращение

— Послушай, — сказал Мюллер с расстановкой, и видно было, как трудно ему говорить. — Мне нужно кое-что сказать тебе. Социализм еще не стоит у нас на повестке дня. Когда до этого дойдет, меня с вами не будет. Вот я и должен заранее тебя предупредить. — Он выговаривал слова раздельно, с усилием. — Послушай же меня, послушай старых товарищей! У тебя есть мужество, есть классовое сознание и достанет характера, но нет ни опыта, ни терпения, ни понимания всей сложности человеческой души. Придет время, ты будешь строить здесь социализм. А это означает, что многих людей ты лишишь привычного им мира. Социализм — это не привычный нам уклад, очищенный от недостатков! А ведь множество людей всеми корнями вросли в старое и лишь с трудом отрываются от привычного. Да и социализм ты будешь строить не затем, чтобы доказать правильность нашей теории и не только для классово сознательных товарищей. За исключением юнкерства, крупной буржуазии и их продажного охвостья, ты будешь строить социализм для всего народа, а стало быть, и для тех, кто считает, что он им не нужен, и для тех, кто его еще не понимает. А между тем без них тебе его не построить! Поэтому учись быть требовательным к людям — для их же пользы, — причем начни с самого себя, а также учись понимать людей и говорить с ними на понятном им языке. Прислушивайся внимательно, понимают ли тебя, а если нет, ищи причину и в себе. Лень, косность, привычка — злейшие наши враги.

Шнайдерайт внимательно слушал. Мюллер так устал, что говорил еле внятно.

— … Сравнение с Антеем… у Сталина… — разобрал еще Шнайдерайт, а потом он слышал только прерывистое, трудное дыхание рядом, гудение мотора да свист ветра, задувавшего под брезент и овевавшего их весенней прохладой.

На троицу дни выдались сухие и жаркие, и Хольт с семейством Аренсов уехал в горы. Он без большой охоты принял это приглашение, больше от обиды и в знак протеста, так как давно задумал провести праздники с Гундель. Шнайдерайт на эти дни уехал в Бранденбург на какой-то молодежный съезд. Хольт уговаривал Гундель как только мог, но у нее опять нашлись основания для отказа.

Куда бы Хольт ни звал Гундель, вечно у нее находились отговорки. Это не могло быть случайностью, слишком часто такие случайности повторялись! Гундель делает это нарочно. Она знать его больше не хочет, ее тянет к Шнайдерайту, для Шнайдерайта у нее всегда находится время. Сейчас она по заданию Шнайдерайта организовала на праздники туристский поход и пригласила Хольта — сначала дружески, а потом и с обидой — присоединиться к ним. Очень ему нужно ехать с Гундель в качестве заместителя Шнайдерайта, да к тому же в обществе двух десятков незнакомых личностей! Так низко он еще не пал, его гордость еще не сломлена. Он ни с кем не намерен делить Гундель, а раз она не хочет, он и без нее обойдется.

Потерпев поражение с Гундель, Хольт подумал об Ангелике, но еще задолго до праздников он сочинил ей целую историю в объяснение того, почему у него на троицу не будет времени. И вот он с семейством Аренсов отправился в горы к водохранилищу. Остановился он в гостинице «Лесной отдых». Комнаты для приезжих, общий зал, обставленный во вкусе тирольской горницы, домашние настойки и наливки, на стенах — оленьи рога и голова вепря, а также чучело рыси под стеклянным колпаком. Хозяин с распростертыми объятиями встретил постояльца, рекомендованного ему столь почтенным семейством. Он в любой час дня и ночи готов был плакаться на нелегкую жизнь трактирщика в нынешние тяжелые времена.

Зато комната Хольта наверху оказалась просто сказкой. В окна заглядывали голубые ели, сквозь их ветви сверкало внизу озеро, а вечерами где-то рядом заливался соловей. До чего же самозабвенно поет эта пташка, ее песня навевает то радость, то печаль, то грусть одиночества. Недаром поэты славят соловья. «Всю ночь до рассвета мне пел соловей…» Уж не Шторм ли это? При мысли о Шторме ему невольно вспомнилась Гундель. Гундель, которая сейчас где-то в походе. Но Хольт подавил закипающую горечь, и мысли его обратились к Ангелике. С Ангеликой слушал он недавно в лесу на окраине пение соловья. Ангелика! Если б не Гундель, он был бы счастлив с Ангеликой. Ангелика, милая девушка, прелестное дитя, сколько радости он узнал бы с ней, если бы не Гундель! Да, Гундель. Слушать бы с Гундель пение соловья в такую ночь, над тихим озером…

Уже на следующий день Хольт готов был возненавидеть Аренсов. Он катался с ними по озеру, а в пять часов пил у них чай на террасе. Его представили другим гостям, среди них — некоему господину Грошу и его дамам. Это был экспроприированный банкир, несносный болтун, говоривший на швабском диалекте и то и дело вставлявший в свою речь «скажем прямо»: «Эти люди, скажем прямо, не способны восстановить страну без нас, хозяев промышленности и финансов, скажем прямо…»

Фрау Аренс, страдавшая ожирением, задыхалась и хватала ртом воздух, однако уму непостижимо, сколько она умудрялась выпить и съесть.