Приключения Вернера Хольта. Возвращение

— Вы трудолюбивы, как пчела, этого у вас не отнимешь! Так значит, последствия духовного голодания? Как бы вам не обкушаться! С долгой голодухи человек тащит в рот что ни придется, а потом помирает от несварения желудка.

— У меня железный желудок, — возразил Хольт. — Я своего рода всеядное животное.

— Тем хуже! — И Церник, как всегда, стал проглядывать книги на столе. — Да… авторы как на подбор! Вильгельм Вундт, Фрейд, Вейнингер! — Он рассердился не на шутку. — Извольте молчать, когда говорю я! Вы глотаете устарелую чепуху этого сумасшедшего самоубийцы и одновременно штудируете Маркса. Стыдитесь!

— Не понимаю, отчего вы так волнуетесь. Вы хотели бы надеть на меня шоры, тогда как мне интересно познакомиться с разными точками зрения.

— Вы прекрасно знаете, что вам нужна ясность, а не туманные домыслы Фрейда и бред Вейнингера!

— Возможно, — пожал плечами Хольт, — но мне больше импонируют слова Гёльдерлина: «Испытай все и избери лучшее».

Это заявление взорвало Церника.

— Так вот что я вам скажу! — крикнул он вне себя, но тут же поправил очки и внезапно успокоился. — Испытать все вы, конечно, не в силах, а разве лишь на выборку, одно или другое. Таким образом, вы отдаетесь на волю случая или, того хуже, — и он сверкнул на Хольта своими водянисто-голубыми глазами, — на волю собственных предубеждений. А не отрыжки ли это вашего буржуазно-нацистского прошлого? — Сказав это, он повернулся и взялся за ручку двери.

— Что же вы сразу убегаете? — остановил его Хольт.

— Никуда я не убегаю, а тем более от вас. Я иду вниз, к вашему отцу. Здесь задохнуться можно! — Уже из коридора он испытующе поглядел на Хольта: — Вы мне решительно не нравитесь. У вас что, кризис? Гайки сдали? Что с вами происходит?

— Ничего. Что со мной может быть?

— А вы подумайте как следует. Как бы вам опять не угодить в тупик! Выговоритесь, отведите душу. Я помогу вам.

— Я, право, не знаю, чего вы от меня хотите? — не сдавался Хольт.

Однако, оставшись один со своими книгами, которые Церник разбросал по столу, Хольт вынужден был признать, что тот прав: что-то с ним неладно, он и сам чувствовал. Еще недавно он объяснял это переутомлением. Но вот уже и каникулы, он вволю спит и отдыхает, а между тем ничто его не радует. Он на верном пути, он найдет свое место в жизни, вскоре ему откроется доступ в манящее царство разума, возвышающееся над повседневностью, над противоречиями действительности. Но тот, кто ушел от одних и не пристал к другим, кто оказался между жерновами враждебных классов, разве не осужден быть одиноким?

Он не мог говорить об этом с Церником. Да в сущности и ни с кем другим. Кто сам не лишился корней, не утратил все человеческие связи, никогда его не поймет.

И только одну одинокую душу чувствовал он рядом — Блома. В эти душные июльские дни Блом проходил с ним историю математики; отрываясь от книг, он устало поглядывал в окно — не собирается ли живительная гроза?

— Скорей бы наступала ночь. После такого дня вдвойне радуешься темноте. Вам, верно, знакомо это чувство внутреннего разлада?

Да, разлада с миром, разлада с самим собой. И так как Хольт не отвечал, Блом добавил:

— Читайте чаще великую поэму Гёте! В ней черпаем мы утешение. Она примиряет нас с муками тесной земной жизни. Мы все еще слишком молоды, чтобы отказаться от желаний. А вы, милый Вернер, пожалуй, слишком стары, чтобы довольствоваться игрой.

Раз в неделю Хольт встречался с Ангеликой. Обычно они шли гулять в ближний лес, а иногда захаживали в тесное пригородное кино. Хольт избегал показываться с ней на людях.

Да Ангелика на это и не обижалась. Больше всего ее радовало быть с ним наедине. Она не замечала, как уходят каникулы. Всю долгую неделю ждала она обещанного дня. Хольт стал ей небходим, и это его мучило. Ведь ей в сентябре минет только шестнадцать. Она круглая сирота. Бабушка держит ее в строгости. Ее опекун еще с гитлеровских времен, какой-то почтовый чиновник, совершенно ею не интересуется.

Хольт стал единственной опорой Ангелики. С той поры как он это понял и лучше ее узнал, он все чаще осыпал себя упреками: ему не следовало вторгаться в жизнь этой девочки и вовлекать ее в свою душевную сумятицу! Ведь он пробудил в ней целый мир чувств, все ее мысли и грезы отданы ему.

Еще не поздно было вырваться, но это ему не удавалось. Каждый раз он шел к ней с намерением кончить эту игру и каждый раз поддавался ее очарованию и силе ее чувства. Он только постоянно твердил ей: «Когда я поступлю в университет, все у нас кончится».

Но вот грозовые ливни разогнали июльский зной. Установилась ясная летняя погода, днем с гор дул свежий ветер, умерявший жару. Однако вечера стояли тихие, светлые, а висевшая над городом мглистая дымка сообщала закатам волшебное великолепие.