Приключения Вернера Хольта

— Ерунда! — презрительно фыркнул Вольцов, ничуть не вразумленный ее отповедью. — Дались тебе древние германцы! Кстати, у германцев женщине полагалось помалкивать в тряпочку и рожать детей!

Хольт чувствовал себя неловко в этом кругу. Он находил гимназисток-сверстниц скучными, несмотря на их откровенные купальные костюмы.

Кто-то из них сказал ему:

— А мы как раз читали твое знаменитое сложно-распространенное предложение… — Это Петер Визе восстановил в памяти его запутанную фразу слово за словом и записал.

— Маас, — вставил Гомулка, — никогда не оправится от этого удара. У него теперь отвращение к сложным периодам.

— Он совсем взбесился от злости! — негодовал розовый и тучный Феттер, сидевший на мостках. — Мне он вчера сказал: «Откуда у вас эта дремучая глупость? Отца вашего я знаю, он вроде бы человек неглупый, видно, мать у вас непроходимая дура!» Ну можно ли терпеть такое?

— Ай, поглядите, кто идет! — пискнул Земцкий.

Все повернули головы. По плоту мимо вышки, как всегда взлохмаченная, шла Мари Крюгер.

— Это та, известная всему городу… — сказал Земцкий так, что она не могла не услышать.

— Заткнись! — оборвал его Хольт. И Земцкий прикусил язык.

Девушка остановилась у лестницы, оглянулась на Хольта, а потом быстро ушла.

— Ты, кажется, за нее вступаешься? — язвительно спросила Фридель Кюхлер. — Уж не влюбился ли?

Хольт смерил ее уничтожающим взглядом и вскочил на ноги.

— Пошли Гильберт… Мне здесь надоело. Эта безмозглая дура, кажется, лезет на скандал.

Они поднялись по ступенькам на берег.

Вилла Вольцовых стояла на холме, возвышаясь над соседними обветшалыми фахверковыми домами. Со всех сторон ее окружал запущенный сад. Отсюда открывался вид на красные гонтовые крыши и узкие улочки старого города.

Как и сад, дом был запущен. В темном холле висели по стенам два-три поблекших, запыленных портрета предков. В открытом камине груды пепла перемешались с горами мусора. Давно не мытые окна впускали в комнату скудный сумрачный свет. Лестница с резными перилами вела на второй этаж, где жили фрау Вольцов и ее сын. В нижнем никто не жил, и он приходил в упадок.

Комната Вольцова напоминала набитый хламом чулан. По стенам висели арбалеты и всякого рода экзотическое и старинное оружие — луки, оперенные стрелы, индейские томагавки и сарбаканы, а также старинные дуэльные пистолеты. Большой дубовый стол под окном был сплошь заставлен ретортами, бутылками, склянками и ржавыми жестяными коробками. Тут же среди книг и бумаг валялся череп, похищенный из костехранилища на погосте, и облезлое чучело куропатки, все еще исправно служившее мишенью. На куче мусора в углу лежали два эспадрона, кривая турецкая сабля, капкан и доверху выпачканный в глине охотничий сапог. На полу валялась фехтовальная маска вместе с какими-то предметами одежды, а походная кровать была застлана сбившейся в клочья медвежьей шкурой.

Хольт сидел на шкуре, положив ноги на придвинутый к кровати стул. Он чувствовал себя здесь хорошо. Вольцов, стоя за дубовым столом, производил какие-то опыты: тут же под укрепленной на штативе колбой горела спиртовка. За окном спускались сумерки.

— Если у меня получится опыт с азотной кислотой, приготовлю динамит.

— А на что тебе динамит?

— Как на что? Буду делать бомбы, настоящие бомбы, а не какие-то дурацкие шутихи из черного пороха.

Для чего ему бомбы? — подумал Хольт… Уж не Маасу ли он ее подложит под кафедру? Он рассмеялся. Из колбы поднимались к потолку едкие испарения. Вольцов распахнул окно. В комнату ворвался колокольный звон… Вольцов изготовляет бомбы под церковный благовест!

— Ты только представь себе, — сказал Вольцов. — Одна такая бомба — и от нашей богадельни камня на камне не останется.

Эта мысль привела его в восторг.

— Привязать бы Маасу такую бомбищу под его толстый зад!

Хольт курил и рассматривал книги. Это были все фундаментальные труды по военному делу и военной истории: Верди дю Вернуа, «Очерки по вождению войск», Рюстов, «История пехоты», принц Крафт цу Гогенлоэ, «Военные письма артиллериста»; и тут же лежал толстый справочник, с которым Вольцов не расставался. Хольт поднял крышку мягкого кожаного переплета и прочитал титул: «Люц фон Вульфинген, генерал-лейтенант, преподаватель Королевской прусской военной академии. Справочник по военной истории, составленный в алфавитном порядке, со стратегическими и тактическими комментариями и хронологическим указателем всех сражений, боев и стычек, известных мировой истории, а также полков и полководцев, в них участвовавших, с приложением 212 иллюстраций, заново обработанный Отто Оттерном, графом цу Отбах, майором в отставке. Издание 2-е, 1911 г.»

Хольт полистал тонкие страницы. Слово «Тагине»[2] было подчеркнуто красным карандашом, на полях стояло: «Тотила — сапог сапогом, куда ему до Нарсеса!» Против слов «Мильтиад и Марафонская битва» рукою Вольцова было написано: «Канны задолго до Канн?»

Хольт отложил справочник и из-под груды томов извлек Гетевского «Фауста».

— Ты читаешь Фауста? — удивился он.