Приключения Вернера Хольта

Хольт посмотрел на нее с ненавистью. Если Вольцов надает мне по шее, думал он, придется устроить какую-нибудь неслыханную штуку, чтобы спасти свой авторитет. И не иначе, как на уроке у самого Мааса. От меня уже все учителя стонут, и Козлик Мемека, и Шёнер, и Грубер — со всеми было… Земцкий и то меня подначивает: с Маасом небось не связываешься! С Маасом никто не связывается, даже Вольцов, ну а я малый отчаянный, попробую счастья и у Мааса, хоть на нем отыграюсь. Стану у доски и буду молчать как пень, а если он захочет меня наказать, вытащу из кармана справку от врача, будто я со вчерашнего дня глухонемой, — только где бы раздобыть такую справку? Или замычу что-нибудь невразумительное, будто кружку пивную проглотил или язык к челюсти примерз, — класс, конечно, ржать. Мааса вот-вот удар хватит, а тут кто-нибудь по уговору бац меня по уху, я будто и приду в себя — пусть Маас потом доказывает! Это в самом деле идея! А может, преподнести Маасу сложно-распространенный период? Он их обожает!

Хольт по-прежнему сидел, не шелохнувшись. Погода как на заказ! Была бы у меня парусная лодка!.. Вдруг он увидел в окно старуху Денгельман; согнувшись в три погибели, она топала прямо по грядкам и вырывала один за другим нежные всходы кольраби.

— Каждый день вы опаздываете, — выговаривала ему Вероника Денгельман. — Вчера я встретила господина Бенедикта…

Бенедикт? Ерунда! Учитель гимнастики; он парень безвредный…

Старуха меж тем добралась до салата.

— Присмотрите-ка лучше за огородом, — огрызнулся Хольт, — как бы ваша бабка дотла его не разорила.

— Господи! Этого еще не хватало! — Захлопали двери. С огорода донеслись крики и причитания.

Хольт вышел из дому. Не спеша побрел вдоль железнодорожного полотна. На урок он все равно опоздал. Ну да как-нибудь выкручусь! Чаще всего выручал его закрытый шлагбаум.

— Хольт! — окликнул кто-то сзади. — Погоди.

Это Рутшер, принесла его нелегкая! Всю дорогу мне отравит… Белобрысый Фриц Рутшер был сын умершего два года назад школьного учителя.

— Уже семь с минутами, — сказал он, отдуваясь, — давай прибавим шагу! — Он так задохся от быстрого бега, что даже заикаться позабыл.

— Что, душа ушла в пятки? — мрачно отозвался Хольт.

— Да знаешь, вдвоем не так страшно, — мямлил Рутшер. — Легче что-то выдумать!

Они пересекли железную дорогу. Отсюда вниз, к центру городка, вела аллея Бисмарка, широкая улица, обсаженная липами. По обе ее стороны тянулись виллы.

Здесь живут Барнимы, думал Хольт. Он с интересом посмотрел на внушительный дом из добротного клинкера. У полковника Барнима две дочки. Пятнадцатилетняя Герда бегает в женскую гимназию. Хольт иногда встречает ее по дороге в школу — худенькая веснушчатая девочка-подросток. Про ее сестру Уту Барним говорят, что ей девятнадцать, кончила с отличием, в прошлом году завоевала первенство на состязаниях по теннису. Будто она самая красивая девушка в городе — он ее еще ни разу не видел. Рядом живет Петер Визе — этот наверняка уже в школе, Петер Недотепа, первый ученик, все на свете знает, отгрохает тебе целую речь по латыни, но никогда ни в одной проделке не участвует. Зато здорово играет на рояле.

Хольту не раз случалось под тем или иным предлогом заглянуть в дом к судье Визе. Просидев часок-другой, он неизменно говорил Петеру: «Сыграй что-нибудь». И хилый, тщедушный Визе садился за рояль. Хольт мог часами неподвижно сидеть и слушать.

Перед глазами у него вдруг пошли огненные круги, в ушах стоял звон… Он задыхался…

— Что с тобой? — спросил Рутшер.

Хольта бросало то в жар, то в холод. Неужто я по-настоящему болен! Все вокруг придвинулось близко-близко, словно он глядел на мир в увеличительное стекло, голос Рутшера отдавался в ушах раскатистым эхом.

— Что же мы скажем Шёнеру? — не успокаивался Рутшер.

— Скажем, что на переезде была пробка: грузовик велосипедиста задавил.

Рутшер вытаращил на него глаза.

— Т-ты это с-сам вид-дел?..

— Так ведь это же отговорка. Нас повели в участок и допросили как свидетелей.

— Здорово! — У Рутшера разыгралась фантазия. — Я скажу, что у велосипед-диста от-тчаянно хлестала к-кровь.

— Нечего тебе соваться! Говорить буду я. Понял?

Хольт остановился на пороге и обвел глазами класс. Учитель математики, как обычно, стоял у доски и что-то царапал, объясняя урок. Шёнеру было уже под семьдесят. Как и большинство учителей этой поры, он давно уже вышел на пенсию, но теперь снова был призван трудиться на ниве просвещения. Он предпочитал не беспокоить учеников и все задачи решал сам. Немудрено, что на уроках у него был образцовый порядок. Никто, кроме Петера Визе, не слушал его объяснений. Хольт увидел, что Христиан Феттер, сын владельца писчебумажной лавки, притаившись в углу у окна, режется с кем-то в карты. Гильберт Вольцов, еле умещавшийся за партой и потому сидевший боком, углубился в какую-то толстую книгу.