Приключения Весли Джексона

Было много всяких чудесных вещей в нашей жизни, о которых никто не знал, кроме нас, и от этого наша радость и любовь только усиливались. Почти каждый день приносил что-нибудь новое, и от этого все становилось еще чудеснее.

Но мы боялись – Господи Боже, мы оба боялись до смерти, – потому что война все приближалась к нам, и мы это знали. Мы знали, что война рано или поздно настигнет нас, и я думал о том, что, если конец мой наступит раньше времени – о, черт побери, это будет ужасно, безбожно! – ведь мой призрак станет вечно скитаться по Лондону в поисках Джиль или ее тени. Моя смерть погубит не только меня, но и Джиль. А вместе с Джиль погибнет и мой сын – мой сын тоже умрет, – и никто не будет знать ни о Джиль, ни о нем, ни обо мне. Все для нас будет кончено, мы вечно будем томиться гневом и ужасом, не в силах примириться с тем, что наша жизнь прервалась там, где она только должна была начаться, как раз когда, казалось бы нам выпала удача – один из нас мог бы добиться своего и, как говорил отец, утвердить себя на земле, стать наконец Человеком…

Мы боялись, и это было ужасно. Я знал, как это ужасно не только для меня, но и для Джиль, ибо почти каждую ночь она мне шептала: «Если что-нибудь случится с тобой, – и тут она начинала плакать, – если что-нибудь случится с тобой, я убью себя – ничего не поделаешь, я не смогу прожить и дня без тебя. Не допускай же, чтобы что-нибудь с тобой случилось, пожалуйста, не надо». И каждую ночь я говорил Джиль: «Бог обо мне позаботится – и о тебе и о нашем сыне», – ибо я знал, черт возьми, что никто другой не станет о нас беспокоиться.

Я знал, что Джиль все время молится о нас. Мне все равно, что думают другие, – я верю в молитвы. И, конечно, я верю в молитвы Джиль больше, чем во что-либо еще на земле и на небе. Я верю в любовь, а любящие всегда молятся. Я верю в молитвы, в числа, в приметы – во все, что способно отвести от нас беду, направить ее на тех, кто не любит и не мечтает. Я верю в предчувствия и верю в истину, но больше всего я верю в любовь. Я не хочу, чтобы кто-нибудь другой пострадал за меня, – я хочу, чтобы все избежали беды, – но я знаю одно: любовь – это единственная защита от беды, и верю, что наступит время, когда каждый человек найдет свою любовь, услышит свою песню, увидит своего сына, и рука всевышнего его защитит.

Глава 63 Весли знакомится с лордами, леди и миллионерами, находит их придурковатыми и произносит перед ними речь

Банкету, на котором мы побывали с писателем в тот вечер, когда Джо Фоксхол познакомил нас с женщиной из Грин-парка, придавалось большое значение, поэтому там присутствовали разные важные персоны. Мне ужасно не хотелось оставлять Джиль дома одну, ведь мы даже не знали, долго ли еще нам удастся быть вместе, и я просил писателя освободить меня от этого банкета, но он сказал:

– Придется пойти нам обоим, потому что все читали в «Тайм энд тайд» ваш очерк о Лондоне и хотят с вами познакомиться. Не вы туда пойдете ради меня, а я пойду ради вас.

Дело в том, что писателя как-то попросили написать о Лондоне для «Тайм энд тайд», и он тогда мне сказал:

– Я-то напишу, но мне бы хотелось, чтобы и вы написали тоже.

Мы написали каждый свое, и он прочел мой очерк, а я его.

Он тогда сказал, что его очерк бледнеет перед моим и он не станет его посылать; он им сообщит, что очень занят – может быть, когда-нибудь позже напишет, а сейчас он посылает мою вещь вместо своей.

Мой очерк был напечатан в «Тайм энд тайд», но это меня уже не так взволновало, как та первая вещь, что появилась в «Нью рипаблик». На этот раз я отнесся к делу довольно спокойно. Министерство информации запросило у меня разрешить поместить очерк в журнале, издававшемся на Востоке для английских солдат, а несколько позже ко мне обратились с подобной же просьбой от Британского радиовещания. Такой шум подняли вокруг моей вещички, что я едва не возгордился. Отовсюду стали поступать ко мне небольшие чеки в уплату за его использование в той или иной форме. Я отдавал все эти деньги Джиль, так как, по мнению писателя, мой рассказ о Лондоне своим появлением был обязан ей.

Банкет, о котором я говорю, начался с коктейлей, потом был ужин, а после ужина состоялась неофициальная беседа «О роли английского и американского кино в послевоенном мире».