Приключения Весли Джексона

После ванны я взгромоздился на койку и сразу заснул богатырским сном, как не спал еще никогда в своей жизни, но, честное слово, я и во сне все еще продолжал благодарить Бога. Я был на небесах, в своей прежней одежде, опять человеком штатским, свободным и счастливым, ничем особенно не озабоченным и преисполненным благодарности за все Божьи милости. А им конца не было. Уже в том, что я был свободен, не было конца милосердию Божию. Все, что я видел, было благом, и я любил все на свете. Я просто стоял там, как бывало в Сан-Франциско, и все на свете любил. Там была кучка добродушнейших ангелов, они взмахивали крыльями легко и неторопливо, и я их так любил, что я и сам стал помахивать руками, как крыльями.

– Кажется, мы с вами где-то встречались, – сказал я одному из них, который был поближе.

И ей-богу, это был не кто иной, как Джо Фоксхол, но, вместо того чтобы прямо в этом признаться, он мне лукаво подмигнул.

Тогда я сказал:

– Я узнал тебя, Джо, черт побери. Я узнал бы тебя и в аду, не только здесь, где ты хлопаешь крыльями, как самый заправский ангел. А ведь ты вовсе не принадлежишь к их числу.

– Да ну? – сказал Джо. – Я же порхаю здесь вместе с ними? Так почему же мне не принадлежать к сонму ангелов?

– Черт возьми, – сказал я, – ты отлично знаешь, что ни у тебя, ни у меня нет настоящих крыльев, как у других ангелов, и они это скоро заметят и шугнут нас отсюда.

– Ангелы ангелов не шугают, – возразил Джо.

– Да ведь ты-то не ангел, Джо.

– Ты так думаешь? – сказал он. – Хочешь, я взлечу выше всех в этой команде?

Я все время знал, что это во сне, но не хотел над этим задумываться, и все шло нормально. Я сказал Джо, чтобы он не залетал выше других, потому что он не настоящий ангел и может расшибить себе голову, но Джо не послушался и взлетел – и упал вниз головой. Я бросился к нему и склонился над ним, а настоящие ангелы живо упорхнули, но, улетая, обернулись и посмотрели на нас. Я узнал их всех, я знал каждого в лицо, но никак не мог вспомнить по имени. Я вспомнил только одного из них – миссис Тоску, – остальные были похожи на нее.

Я помог Джо встать на ноги.

Он попробовал двигать руками и ногами, чтобы убедиться, что остался цел, и оказалось, что он цел и невредим.

– Куда ни сунешься, везде один снобизм, – сказал он.

Мы пошли дальше, посмеиваясь над собой, а там вдруг стоит какой-то человек в чем-то вроде повозки и, кажется, нас поджидает. Да никак это наш писатель – и в самом деле он, только одежда на нем такая, как носили тысячи две лет тому назад.

– Да никак это сам старик Шекспир, – говорит Джо. – Что вы делаете в этой колымаге? – Насчет его одежды он ничего не сказал.

– Я пешком не хожу, – говорит писатель. – Вряд ли я сделал хоть один шаг за всю свою жизнь. Только в колеснице. Залезайте ко мне, я вас прокачу.

Мы с Джо вскочили на колесницу, а писатель как заорет на каком-то чудном языке на четверку белых коней, а кони, черт побери, как взовьются над землей да как помчат за собой колесницу в небесную высь – несутся как бешеные, прямо на солнце. Я уж и не знаю, радоваться мне или нет, а писатель знай себе покрикивает на коней на чудном языке, и поет, и издает ликующие клики, а потом поворачивается к нам с Джо и говорит:

– Вот это, ребята, жизнь, вот это значит жить по-настоящему, а не то, что ходить или ползать на четвереньках.

– Можете меня высадить возле публичной библиотеки в Сан-Франциско, – сказал я. – Я уже побывал в небесах, и, ей-богу, с меня довольно.

– А меня подкатите прямо к дверям танцевального зала «Мир грез» в Бейкерсфилде, – сказал Джо. – Я вам буду очень признателен.

– Неужели же вы не хотите прокатиться по-настоящему? – спросил писатель.

– Валяйте прямо в Сан-Франциско, – сказал я.

– В летний танцевальный зал в Бейкерсфилде, – сказал Джо.

Писатель ничуть не обиделся, только опять прикрикнул на коней по-чудному, и – бум! – вот мы уже и спикировали из поднебесья прямо к публичной библиотеке в Сан-Франциско, ко всем этим знакомым физиономиям, которые теперь глазеют на меня снизу, ко всем этим старым философам, что выстроились на пьедесталах перед библиотекой и призывают друг друга внять голосу разума. Сейчас они все так мне обрадовались и громко приветствуют.

– Глядите-ка, – говорят они, – вот и наш гадкий утенок, собственной персоной, вернулся на колеснице.

Мы подкатили к самому входу – и что за суматоха тут поднялась: и возгласы приветствия, и смех, и философские замечания, и беготня во все стороны, чтобы взглянуть на меня и на мою колесницу. Меня все спрашивали, что есть жизнь и что есть смерть, а я, как нарочно, не знал и в ответ все только прокашливался.

– Ладно, – сказал писатель. – Попрощайтесь со своими друзьями, мне пора везти Джо в Бейкерсфилд.