Катя ничему не стала учить Вову. Она просто очень ясно представила себе, как Вова погибнет, и стала об этом рассказывать. Так ясно она это видела, что если чего и недоговаривала, то Вова додумывал сам. Да, он понимал, что будет ночевать на скамейках бульваров в Феодосии. Да, с удивлением должен был он признать, что этот удивительный город с морем, которое уходит неизвестно куда, с тёплыми берегами, бывает и холодным, и мокрым, и неуютным. Раньше это ему почему-то не приходило в голову. И лапы, в которых его будут держать, показались ему реальными лапами, он увидел, какие она цепкие и сильные, как из них невозможно вырваться. Он про такие лапы кое-что знал; Катя искрение боялась за него, и он это чувствовал. В конце концов, никто её не обязывал вскочить без билета в вагон и уехать неизвестно куда. Вова гораздо раньше, чем сама Кукушкина, понял, что дело для неё кончится плохо. Наверняка у неё нет билета, и, значит, задержат прежде всего Кукушкину, а не его. Его поразило, что она об этом не думает, что ей даже не приходит в голову, какие предстоят неприятности. У него прошло чувство враждебности к Кате. Чувство враждебности уже прошло, чувство уважения ещё не появилось.
Катю было не скучно слушать. Столько нотаций прослушал на своём веку Вова, что вряд ли какая-нибудь, даже самая убедительная, произвела бы на него впечатление. Но Катя просто видела то, что будет, и рассказывала об этом. Вместе с Катей видел и Вова: действительно, кончится лето, настанет осень, мокрая, тоскливая осень. Действительно, мальчишки в Феодосии все знают друг друга, на некоторое время его московские фокусы понравятся и заинтересуют. Ну, а потом?
И тюремную камеру он увидел. Очень ясно увидел. Это была маленькая камера, и окно было затянуто железной решёткой. Плохо здесь было Вове. И всё-таки, когда его вызывали из камеры на допрос, становилось ещё хуже. Катя об этом не говорила, но он видел сам. Он видел уверенных в себе, сильных и хитрых людей, которым он верил, которыми восхищался, как восхищается каждый мальчишка человеком, который умнее и сильнее его.
Он видел и слышал, как они его предавали. В гораздо меньших масштабах, в гораздо менее серьёзных делах он тоже предавал и обманывал. Он знал, как это делается.
Не холодный расчёт владел Вовой Быком. Просто он по-другому увидел мрачный двор старого дома и тесный закоулок за сараями. По-другому увидел он жалобные лица мальчишек, попавших в его свирепые, не знающие пощады лапы.
Это были не мысли, это были ощущения, которые чередовались с практическими мыслями о том, что, когда задержат Катю Кукушкину за безбилетный проезд, ему надо быть в стороне и не попадаться на глаза. Ссадят её на какой-нибудь маленькой станции, а он спокойно поедет дальше и будет беседовать с соседями по вагону о предстоящей погоде и о видах на урожай.
Было и то и это. Но было ещё и третье. Теперь не особенно хотелось ему ехать и Феодосию. Почему-то не предусмотрел он, что лето пройдёт, фрукты снимут с деревьев, тёплый берег, на котором можно валяться и загорать под солнцем, станет пустынным, холодным берегом.
Ничего не выражало лицо Вовы. За немногие годы своего печального и неправдивого детства он научился делать так, чтобы лицо ничего не выражало. А думать-то он думал своё. Это он тоже умел: лицо ничего не — выражает, а Вова думает.
Были разные города в огромной стране. Почему он взял билет именно в Феодосию? Почему ему показалось, что именно в этом городе он будет счастлив? Потому, что берега тёплые? Они тёплые и во многих других городах, но и в других городах наступает осень, становится холодно. Есть в Средней Азии место, которое называется Фирюза. Наверное, превосходное место, и гораздо южнее, чем Феодосия. Интересно, в этой Фирюзе тоже есть люди, которые будут с ним говорить ласково и дружески, а потом на допросе будут валить свою вину на него?
И в Фирюзу не захотелось ехать Вове Быкову.
Наконец настала минута, которую всё время предвидел Вова. Вошла проводница и попросила билеты. Вова солидно вынул билет и предъявил его, и к нему у проводницы не было никаких претензий. Разыгралась сцена между проводницей и Катей Кукушкиной. Вова Бык струхнул. Скажет сейчас Катя, что он удрал от родителей, что она вскочила в отходящий поезд, чтобы его задержать. И окажется Катя ни в чём не виноватой, а вся вина ляжет на Вову. Так просто ей было выйти из неприятного положения, что Вова Бык даже не рассердился бы на Катю, если бы она объяснила, как всё случилось на самом деле. Но Катя почему-то не объяснила.
Потом Вова Бык шёл за Катей и смотрел, как унижают его врага.