Приключения воздухоплавателя Редькина

— Дети мои! Сегодня в нашей дружной семье большой праздник нашлась Белая Утка. Поздравляю себя, а значит, и вас! В честь этого радостного события приказываю воздвигнуть на площади мой бюст с Уткой на плече. Каждый житель Кошмарии обязан добровольно внести по одному люрику на строительство памятника. Пока я с вами — вы счастливы!

Он махнул платочком, и многотысячная толпа запела: «Веди нас, папа Барракудо». У людей были испуганные лица, они пели, глядя в землю, и между ними рыскали оборотни, выискивая молчащих.

Спаситель Белой Утки стоял рядом с диктатором, кипя от негодования. Вор и прохвост Барракудо держал под каблуком целый народ. Если бы у Коли был в руках пистолет, Кошмария в эту минуту лишилась бы «папы».

Пение кончилось, и тотчас же загудели сто огромных труб. Каждую трубу держали на плечах десять человек, и столько же человек дули в нее.

Шествие началось.

Первыми торжественно и величаво вышагивали слоны, обутые в огромные ботинки шестьдесят второго размера сзади весело бежали слонята в кедах. Поравнявшись с трибуной, слоны подняли хоботы, украшенные лентами:

и отрубили приветствие, которое тут же перевел Главный затейник:

— Слава Барракудо! Слава спасителю Белой Утки!

Затем на площадь вышли макаки. Все обезьяны были в белых маечках и белых трусиках. Они шли на задних лапках, радостно хихикали и что-то кричали.

— Много бананов нашему другу Робину! — перевел Главный затейник.

У трибуны все макаки сделали стойку на передних лапках и в таком положении удалились. Их сменили тигры. Они брели, лениво помахивая хвостами. На шее у каждого висела табличка с надписью: «Я бывший хищник».

Затейник дал знак, и заиграл оркестр. Тигры поднялись на задние лапы и принялись танцевать. Диктатор его министры хлопали в ладоши и кричали:

— А ну, полосатые, поддайте жару!

Оркестр смолк, площадь опустела, и тогда раздало рокот моторов. В небе появились три самолета — гордость Кошмарии. Они летели на небольшой высоте, покачивая крыльями в знак приветствия. Вдруг от самолетов начал! отделяться точки, которые тут же расцветали пышными бутонами парашютов. Коля с изумлением увидел под парашютами огромных черепах. К их панцирям были привинчены портреты диктатора. Десант спускался прямо на площадь. Приземлившись, черепахи неторопливо удалились под аплодисменты, волоча за собой парашюты. Барракудо был в восторге и приказал немедленно произвести всех трех летчиков в фельдмаршалы.

Заканчивался парад шествием оборотней. Они катились на роликовых коньках, держали шляпы у сердца и преданно глядя на диктатора, горланили песню:

Амускэ зито пeлoгopa Зазандра аль эль кабиола.

Фуэнка каррих паномора, Дибоза оарпо нирманола.

Энкара бенци бонцв слип. Гатара тедро лонод флип.

Алькова хаби фиронал, Крещандо гот унд кабронал.

В Колином дневнике есть перевод этой песни с пометкой: «Рифму перевести не удалось».

Вот ее содержание:

Солнце греет землю, но разве может оно сравниться с душевным теплом папы Барракудо?

Вода точит камень, но разве может она сравниться с силой воли папы Барракудо?

Мы уже не говорим о мудрости, прозорливости, скромности и других достоинствах дорогого папы Барракудо?

Припев:

Трепещи, враг внешний!

Трепещи, враг внутренний!

Сыны Барракудо всегда начеку

После парада Коля сообщил диктатору, что ему пора в путь.

— Уже покидаешь нас? — огорчился Барракудо,- я так к тебе привязался, дорогой ты мой человек. Марку не забыл?

— Что вы! Разве можно забыть такую марку?! Редькин похлопал себя по карману.

— Так дай же мне обнять тебя в последний раз, мой простуженный Робин! воскликнул Барракудо и, натянув на лицо марлевую повязку, прижал Колю к себе.

Он облобызал мальчика, всхлипнул, сказал: «Ступай с богом» и удалился, приложив к глазам платок.

Коля покинул Дворец, неторопливо пересек площадь и исчез из Вальядола…

Барракудо был доволен: его ловкие пальцы без труда извлекли табакерку из Колиного кармана.

Мурлыкая опереточный мотивчик, он быстро открыл табакерку.

Сначала диктатор остолбенело глядел вовнутрь, но вместо знаменитой Мальдивской марки, лежала белая бумажка, затем лихорадочно схватил ее и прочел: «Барракудо-дерьмо!!!»

Диктатор взвизгнул и, выскочив на балкон, завопил

— Догнать мерзавца! Четвертовать мальчишку! Нет восьмировать! В порошок!

Оборотни помчались по Вальядолу дружной стаей они заглядывали в урны, врывались в квартиры, вспарывали перины и обнюхивали незнакомые предметы. Беглец будто провалился под землю.

Барракудо задыхался от ярости. Вдруг до него докатился рев оборотней. Они стояли на площади, задрав головы, и кричали. Диктатор взглянул на небо и все понял: на Дворцом, поднимаясь все выше и выше, проплывал воздушный шар.

— Он! — оскалился Барракудо-поднять всю авиацию! Уничтожить негодяя!

Через двадцать минут те самые три самолета, из которых недавно прыгали черепахи-парашютисты, взлетели с аэродрома. Дело принимало неприятный для воздухоплавателей оборот.